— И маркиз Балетти тоже перед ней не устоял?

— Балетти? В каком-то смысле — да, но она не получила от него того, чего желала.

— И чего же она желала?

— Мария, Мария! Что это вас вдруг любопытство так разобрало?

— Да ведь вы именно такой меня и любите, — шепнула она, обжигая его взглядом, чтобы заранее усыпить в нем подозрительность, если та вздумает проснуться.

— Что правда, то правда, — признался он. — Вы мне нравитесь дерзкой, бесстыдной и любопытной. Вот только я не знаю, что там происходит в действительности. Эмма де Мортфонтен никогда по-настоящему не отдается. Она только обещает. И любого мужчину превращает в лакея.

— И вас тоже?

— Что — тоже?

— Тоже превратила в лакея?

Он впился взглядом в ее зрачки, но так и не смог заставить Мери потупиться. Мери научилась плутовать. В ее взгляде так и светились тревога и нежность, но на самом-то деле совсем не от них заблестели ее глаза.

— Вы правы. Вы заслуживаете того, чтобы изведать все, что вас пугает. Я люблю вас, Мария. И, чтобы доказать это, я подарю вам Венецию. Венецию и все ее бесчинства.

— Я не прошу столь многого, — отступила Мери, внезапно испугавшись того, что за этим могло крыться.

— Доверьтесь мне, — нашептывал Больдони. — Вы утолите жажду, на свое и на мое счастье. А затем, когда вы поймете, что наслаждение любовью — совсем не то же самое, что радость любви, вы станете моей и перестанете бояться всех прочих женщин.

Мери снова кивнула. Теперь она уже не могла идти на попятную. Больдони привлек ее к себе, и она, в который уже раз, забылась под его поцелуями.

Клемент Корк, закутавшись с головой в просторный темный плащ, черной тенью летел к дому Балетти. Дела Больдони и посла шли как нельзя лучше. Четыре пирата занимались снабжением имперцев и передавали одному из матросов нанявшего их Корка вырученные деньги. Корк ежемесячно собирал выручку и передавал ее из рук в руки послу вместе со своим отчетом. Затем, предоставив тому радоваться добыче, вновь растворялся в Венеции, ловко ускользая в хорошо знакомых лабиринтах переулков и тайных проходах от всех тех, кто мог попытаться его выследить. После этого он направлялся к истинному своему господину и другу.

В тот день, 24 ноября 1701 года, стояла нестерпимая духота. Небо давило своей тяжестью, адские молнии вспарывали плотные бронзовые тучи, яростно ударяя то в одном, то в другом месте. Корк не любил подобных предзнаменований. И, словно подтверждая его опасения, Венецию сотрясло от оглушительного грохота. Почти сразу вспыхнуло зарево пожара. Молния ударила в один из домов. Еще несколько минут — и заполыхает целый квартал. Корк взмолился: хоть бы уже началась гроза, пусть дождь зальет растущее пламя. Еще несколько зарниц обрушилось на дворцы. Яростный порыв ветра сдернул с головы Корка капюшон плаща, и Клемент ощутил на своем лице первые капли. Они были крупными и тяжелыми, но он почувствовал облегчение. Если они посыплются чаще и дождь зарядит надолго, пожар быстро прекратится. Справа от себя он увидел тот самый дом, в котором несколько месяцев назад нашла приют Мери. Дом принадлежал Балетти. Как и многие другие здания в Венеции, с виду заброшенные и угрюмые, он служил местом встречи и пристанищем для друзей или знакомых маркиза, приезжавших в город. Балетти не желал, чтобы этих людей, занятых распространением по всему миру его гуманистических взглядов, видели у его палаццо. У Корка по-прежнему на связке были ключи от этого дома, и он решил там укрыться как раз в ту минуту, когда на город обрушился ливень и темные воды лагуны затрещали под напором струй. Корк мгновенно вымок с ног до головы.

Едва войдя, он тотчас увидел лежавшее на полу в прихожей письмо. Подобрав конверт, прочел имя адресата: Мери Рид. Ему не составило бы ни малейшего труда ей его передать, но любопытство одолело — Корк без колебаний распечатал конверт и принялся читать. С первых же строк его удивило, что письмо было от Клода де Форбена. Мери явно держала корсара в курсе событий своей венецианской жизни, раз Форбен уговаривал ее быть поосмотрительней с ним, Корком. Кроме того, корсар рассказывал Мери о подвигах ее сына среди брамселей и заверял в том, что, хотя мальчик по ней и скучает, все же на «Жемчужине» к нему вернулась жизнерадостность.

Это письмо приподнимало краешек завесы над тайной, так сильно занимавшей Клемента Корка. Однако последние строчки укололи его в самое сердце:

«Я знаю, — писал Форбен Мери, — что тебе достанет решимости и мужества, чтобы исцелиться от твоего горя. Даже если этот Балетти и не своей рукой поверг тебя в траур, он был в этом сообщником и заслуживает обещанного ему тобой наказания. Знай, что душой и мыслями я с тобой».

На этот раз сомнений не оставалось. Именно на маркиза, а не на Больдони, Мери Рид приехала охотиться в Венецию. И он обязательно должен был сообщить об этом другу.