— Но ведь вас-то часто видят с другими дамами. И разве я на это обижаюсь? Никогда.

— Я желаю этих дам, но не люблю.

— Как я должна это понимать?

Больдони долгим взглядом посмотрел ей в глаза:

— Как то, что я не хочу потерять вас, Мария.

— Тогда сделайте так, чтобы у меня были причины вас любить. Если вы не хотите вовлекать меня в ваши чувственные бесчинства, расскажите мне о тех, кому это нравится. Опишите мне Венецию такой, какой видите ее вы. Дайте мне ощутить вкус того, что вы мне запрещаете.

— Хорошо, дорогая моя. О чем бы вы хотели, чтобы я рассказал вам?

— О венецианских дамах, например. Какая из них самая привлекательная и желанная?

— Синьорина Скампи. Графиня из захудалого рода, девушка редкой красоты. Девственно чистая днем, ночью она обретает небывалую дерзость.

— Она так же красива, как Эмма де Мортфонтен? — спросила Мери с видом самым невинным и простодушным, на какой только была способна.

Больдони, замечтавшись, на мгновение даже перестал поглаживать ляжку Мери.

— Нет. С красотой этой женщины ничто не может сравниться. С ее красотой и ее порочностью, — помолчав, прибавил он. — Но ведь она давным-давно покинула Венецию. Где вы могли услышать ее имя?

— Похоже, она оставила по себе немало сожалений у патрициев. А упоминала о ней не так давно одна из послушниц.

— И что же говорила эта послушница? — с любопытством спросил Больдони.

— Что, если Эмма де Мортфонтен вернется, больше ни один мужчина не придет навестить нас в монастыре. И что во власти одного только дьявола их удержать. Я тоже не хочу потерять вас, — солгала Мери. — Если бы она вернулась, вы сказали бы мне об этом?

Больдони растрогался:

— Вы и сами узнали бы о том, что она вернулась, увидев, что ваши приемные опустели. Так значит, это вас и тревожит, Мария?

Она кивнула, и Больдони нежно ее обнял:

— Милая, милая моя деточка. Перестаньте терзаться из-за этой Эммы. Ей хватает другой дичи, на которую она охотится.

Мери заледенела, но виду не подала: