Никлаус разражался громовым хохотом, а она так любила, когда он смеется…
— Господи, — отхохотавшись, восклицал он, — как будто есть на свете стена, которая закроет перед Мери Рид дорогу к тому, к чему она стремится! Уж моя-то женушка не преминет сделать то и только то, чего пожелает!
Мери уступила.
А когда в части удивились, с чего бы это вдруг сержант и солдат Рид решили так поспешно демобилизоваться, Никлаус, зная, что, снова став гражданским лицом, Мери окажется неподсудна, с гордостью отвечал:
— Я намерен вступить в брак!
— Да ну? А Рид, он-то что? — хмуро поинтересовался непосредственный начальник, озабоченный и недовольный тем, что теряет лучших из лучших.
— И Рид тоже, — сдерживая улыбку, отвечал Никлаус.
— Забавное совпадение!
— Никакого тут совпадения, мой лейтенант! Именно на солдате Рид я и собираюсь жениться.
— Вы что — идиотом меня считаете, Ольгерсен? Полно издеваться, опомнитесь, сержант! — рассердился офицер.
Пропустив мимо ушей эту просьбу, Никлаус попросту объявил о дне бракосочетания и добавил, выкладывая на место, предназначенное для этой цели, оружие:
— Приходите на свадьбу, мой лейтенант, там и получите ответ…
Еще день назад за подобную, да какое там — за куда меньшую дерзость он всенепременно был бы закован в кандалы. Едва лошади, на которых парочка устремилась к Бреде, тронулись с места, по всему полку с той же скоростью расползлись слухи…
Прибыв в родительский дом вместе с невестой и двоюродным братом, Никлаус представил Мери отцу и матери, рассказал о ее героическом поведении в боях и необычайной судьбе, попросил дать ей приют до свадьбы, сам же объявил о намерении переждать это время в таверне «Три подковы» у кузена.
Родители приняли известие еще более холодно, чем Никлаус рассчитывал, и потому он ничуть не удивился, когда после завтрака отец, хмурый и явно недовольный, решительно увел его из столовой — объясниться. Никлаус знал, что мать достаточно мила и приветлива, чтобы занять гостью, и без малейших опасений оставил Мери на ее попечение.
— Значит, это лучшее, что тебе удалось найти? Все, что ты способен оказался предъявить семье? Помесь авантюристки со шлюхой! — обрушился на сына Лукас Ольгерсен, едва за ними захлопнулась дверь его кабинета.
— Как бы я ни уважал вас, батюшка, — в бешенстве отвечал Никлаус, — если вы позволите себе еще раз таким вот образом оскорбить Мери, мы больше никогда в жизни не увидимся! Постарайтесь-ка узнать ее как следует, моя невеста сможет научить вас мно-о-огому, и ничуть не менее ценному, чем преподанное мне когда-то вами во время уроков, которыми вы так гордились!
Лукас Ольгерсен мнения пока не изменил, а вот нос повесил — гиганту, возвышавшемуся над ним, по крайней мере, на голову, противостоять было трудно. Да впрочем, и жизненный опыт тоже подсказывал: не всегда человека надо ценить по богатству или происхождению… Нотариус даже рассердился на себя в душе за то, что забыл такую простую вещь, и, вернувшись с сыном к дамам, постарался заслужить прощение дурным мыслям, на миг залетевшим в его голову, осыпая невесту сына тысячей знаков внимания, один приятнее другого.
А не прошло и трех недель, как он уже и сам понял, насколько были даже преуменьшены достоинства Мери, когда сын знакомил их. И нашел те, которые оценить мог только сам. Мери, скромная и трогательно искренняя, в это время готовилась под руководством будущей свекрови к свадьбе, и оказалась она воспитана намного лучше, чем можно было себе представить.
В тот сентябрьский день пари по поводу того, кто же таков на самом деле солдат Рид и правда ли, что состоится его свадьба с сержантом Ольгерсеном, заключали и мирные жители Бреды, и расквартированные там военные, так что Вандерлук, которого Никлаус перед своей отставкой во все посвятил, собрал целое состояние.