Миновав проволочный забор, мы проскакиваем через синюю арку, которая служит входом на пришкольную территорию, и видим детскую площадку и корт. (Он источает запах влажной резины и растоптанной листвы.) Слева же расстилается стадион; в холодные месяцы он заливается водой и превращается в каток.
Мы поднимаемся по ступеням (осторожно зимой, здесь легко поскользнуться), растворяем огромные двери, залитые розовой краской. Входим в холл, стараясь не впустить много холода. Нас встречает здоровый, но лишённый всякой жизненной энергии охранник, у которого над верхней губой подрагивают седые густые усы. Редко приветствует он кого-либо, часто выходит закурить, слушает музыку, читает книги, которые хранятся под деревянным столом, и с негромким хлюпаньем распивает чаи. Обставлен этот холл диванами, обтянутыми бордовой кожей, чахлыми цветами и пальмами в пластиковых горшках, пол под ногами часто перемазан грязью, и если вы приверженец безупречной чистоты, то не поленитесь взять сменную обувь. Протискиваясь между взрослыми и детьми, мы робеем, когда нечаянно наступаем на чей-то ботинок, оставленный без присмотра, и, быстро шагая в гардероб, справляемся с суетливой толпой уже там, втайне надеясь поскорее оказаться в классе, где не так мощно гудит народ. В спешке взбираясь по лестнице, случайно нам удастся подсмотреть за чей-нибудь утренней ссорой, подслушать какой-либо шутливый разговор или же просто разузнать, что нового готовит день. В кабинете поспокойнее. Там мы не потонем в неразборчивом гомоне, а потому сумеем погрузиться в размышления, детально разглядим тёмную форму и круглые синие шевроны, которые носит лишь мизерная часть учеников, вскользь отметим чистоту парт, стульев, заблаговременно подготовимся к занятию и успеем за минуты две набросать шахматную доску в тетради.
По вторникам после второго урока девятые, десятые и одиннадцатые классы идут на линейку в огромный актовый зал персикового цвета, с бумажными звёздами, подвешенными к потолку. Высокие окна, не скрытые тёмной красно-оранжевой занавесью, выходят на стадион.
Ежегодно осенью проводится творческий конкурс, принять участие в котором может любой желающий, чрезвычайно талантливый и неглупый, или заурядный, подающий смутные надежды, слабые, как мерцание тусклой свечи.
К десятому классу моя дружба с Алиной сделалась особенно нежной.
Она приглашала меня на бесплатные художественные выставки и не без усердия учила несложным техникам рисования акрилом, гуашью и пастелью.
Я неустанно слушал её советы и, при необходимости спрашивая подробные разъяснения, записывал важные моменты в аккуратную толстую тетрадочку, что бережно хранила записи с обширными комментариями и быстрыми рисуночками.
В иной раз я просматривал с осторожностью неразборчивые пометки, точно волнуясь их потерять. Тогда приходила неизменно жизнерадостная Алина, моя Виноградинка, и страхи на время таяли, как миражи.
Мы оставались после уроков, обменивались идеями. После я подыскивал новые книги в библиотеке, просил Алину подождать и списывал домашнее задание. Она молча присаживалась за компьютер, редко оборачивалась, чего-то вдруг смущаясь, и шептала что-то смешное на ухо.
Осенью она попросила пойти вдвоём на конкурс. Я поначалу вовсе не думал появляться, но вскоре невольно поддался разыгравшемуся любопытству (этому поспособствовала, конечно же, Алина) и решил присутствовать на нём, но в качестве зрителя.
Вечером в актовом зале было тесно и неуютно, как в закрытой бочке. На высокой сцене с развешенными маленькими лампами проходила подготовка парного танца. Старшеклассницы настраивали аппаратуру; рядом был придвинут длинный стол для жюри. Под ступенями стояло школьное пианино из красного дерева.
Я отыскал Алину, подсел совершенно близко к ней, чуть не коснувшись пышного бархатного рукава, скрывающего розовое нежное плечо, душисто-сладкое, как весенний гиацинт. Отчего-то мне было робко, и я с трудом преодолевал смущение.
– Как я рада, что ты пришёл!
– Уж лучше бы отказался.
– Но ты ведь не отказался. Молодец! Иначе зачем нам то, чем мы, собственно, занимаемся? Сегодня такой светлый день! – проговорила она с неудержимым восторгом. – Я обязательно расскажу тебе, как проводится конкурс. Он очень хороший, вот увидишь. Будут выступать разные дети, но ты не сердись, если увидишь бездарность, только не злись. Я знаю, как ты чересчур серьёзно подходишь к творчеству, но, поверь мне, даже лентяй бывает талантливым.
– Я и не думал никого судить. На это жюри есть. А мне это не интересно, Виноградинка. Я пришёл, чтобы посмотреть на детей, на танцы и песни, на тебя, – закончил я довольно тихо.
Алина, несколько удивившись, смущённо сказала:
– Ты что-то перепутал, я не участник. Я просто люблю наблюдать за всем, что происходит на конкурсах. Особенно меня умиляют самые маленькие детки. Они и сегодня пришли. Посмотри! – Алина указала ладонью на второй ряд слева, откуда высовывались пушистые, словно одуванчики, головы третьеклассников. – Они будут петь и одновременно танцевать. Здорово, не правда ли?
– Здорово, – охотно подтвердил я и добавил: – Когда же всё начнётся?
– Совсем скоро! Ты и глазом не успеешь моргнуть, как всё закончится. Расстроился, что я не выйду на сцену?