— Ничего, господин, — с отчаянием произнес Эль-Кадур. — Я не знаю, почему они держат в тайне место, где находится синьор ЛʼЮссьер.
— Но не может такого быть, чтобы этого никто не знал, — вздохнул Капитан Темпеста. — А что, если его убили? О боже! Даже подумать страшно!
— Нет, господин, он жив, это точно. Думаю, его держат в каком-нибудь из береговых замков, в надежде заставить его принять ислам. Он ценный воин, и турки охотно принимают таких, как он, в свои ряды. Им нужны дельные командиры для бесчисленных, но абсолютно недисциплинированных орд.
Капитан Темпеста опустился на груду обломков, словно его одолела внезапная слабость.
Оба, и араб и Перпиньяно, смотрели на него с глубоким сочувствием.
— Неужели я никогда не узнаю, что с ним случилось? — прошептала сквозь глухое рыдание юная герцогиня.
— Не отчаивайтесь, господин, — сказал араб. — Я не откажусь от своих ночных вылазок, пока не узнаю, где его держат. Но узнать, что он жив, — уже немало.
— Но у тебя нет тому доказательств, мой добрый Эль-Кадур.
— Это правда, но, если бы его убили, в лагере наверняка бы об этом знали.
— Но тогда почему они так тщательно скрывают, где он?
— Не знаю, господин.
В этот момент ночную тишину разорвал ужасающий грохот.
В турецком лагере взвизгнули трубы и зарокотали барабаны, раздались крики и выстрелы.
Словно по волшебству, зажглись тысячи и тысячи факелов, и по широкому полю побежали огоньки, собираясь там, где возвышался шатер великого визиря, главнокомандующего турецкой орды.
Капитан Темпеста, Перпиньяно и Эль-Кадур тотчас приникли к парапету, а часовые христиан затрубили тревогу. Венецианские воины выбежали из казематов, где они отдыхали, похватали оружие и устремились к стенам города.
— Турки готовятся ко всеобщему наступлению, — сказал Капитан Темпеста.
— Нет, господин, — спокойным голосом отозвался араб. — Это восстание в турецком лагере, оно готовилось вплоть до сегодняшнего утра и вот теперь началось.
— Восстание против кого?
— Против великого визиря Мустафы.
— Но какова цель восставших? — спросил Перпиньяно.