Командиры христиан — Брагадино, Мартиненго, Тьеполо и албанец Маноли Спинотто — после совещания с губернатором Асторре Бальоне решили предварить наступление турок мощной бомбардировкой, чтобы не подпустить минеров и не дать туркам расставить артиллерию в наиболее выгодных местах.
И действительно, сразу после полудня все орудия, расположенные на бастионах и башнях, открыли шквальный огонь, усеивая равнину картечью и каменными ядрами, а самые ловкие из аркебузиров, прячась за парапетами и зубцами стен, состязались друг с другом, кто уничтожит больше минеров, которые подползали и подползали, укрываясь за неровностями почвы.
Оглушительная канонада продолжалась до захода солнца. Осаждавшие понесли немалые потери, включая множество разнесенных в клочья кулеврин. Затем, как только тьма сгустилась, зазвучали трубы, призывающие всех на защиту крепостных стен.
Турецкое войско широким фронтом распределялось по равнине, готовясь к штурму.
Из лагеря турок слышались звуки труб и грохот барабанов. Время от времени до венецианцев долетали устрашающие крики, зловещим эхом отдаваясь в ушах, а короткие секунды тишины заполняли вопли муэдзинов, которые ободряли сынов ислама и укрепляли в них привычный фанатизм.
— Во имя Аллаха! Крушите! Убивайте! Нет бога, кроме Аллаха, и Магомет — пророк его!
Христиане сосредоточили силы обороны на бастионе Сан-Марко, ибо знали, что это место — ключ к Фамагусте и главный удар неприятеля придется именно сюда.
Лучшие командиры, и среди них Темпеста, стянули сюда свои отряды и разместили на бастионе двадцать самых крепких и надежных кулеврин.
Кулевринами управляли по большей части венецианские моряки, признанные непревзойденными мастерами своего дела. Огонь из этих орудий должен был проделать большие бреши в турецких колоннах, которые наступали плотными рядами, открыто бросая вызов смерти.
Осажденные отстреливались и с башен, целясь в основном в кавалеристов, которые скакали во всех направлениях, пытаясь полностью окружить крепость, чтобы все, кто попытается ее покинуть, напоролись на их острые сабли.
Как только все открыли огонь, по бастиону вскарабкался Эль-Кадур и подбежал к Капитану Темпесте. Он покинул лагерь, как только началась атака.
— Синьора, — сказал он дрожащим голосом, глядя на нее с величайшей тревогой. — Смертный час Фамагусты вот-вот пробьет. Если не произойдет чуда, завтра утром город будет в руках неверных.
— Мы все готовы умереть, — с покорностью ответила герцогиня. — А что синьор ЛʼЮссьер?
— Да спасет его Господь. У вас еще есть время бежать. Если вы накроетесь моим арабским плащом, то в суматохе сможете пройти незамеченной.
— Я воин Креста, Эль-Кадур, я солдат Креста, — с гордостью ответила герцогиня. — Я не могу лишить Фамагусту своей шпаги, мне не позволяет мой долг.
— Подумай, синьора, ведь может случиться, что завтра ты умрешь. Я знаю: великий визирь приказал не щадить никого.
— Мы сумеем умереть, как подобает тем, кто силен духом, — сказала герцогиня, сдержав вздох. — Если всем нам на роду написано умереть во время этой памятной осады, значит такова наша судьба.
— Так ты не хочешь уходить, синьора?
— Это невозможно. Капитан Темпеста не может обесчестить себя перед лицом христианского мира.
— Ладно, госпожа, — взволнованно произнес араб. — Тогда и я умру рядом с тобой.