— Это ты, мой верный Эль-Кадур? — вдруг сказала она, пристально вглядываясь в араба.

Голос ее был еле слышен, а лицо — бледно как полотно.

— Жива! Моя госпожа жива! — воскликнул араб. — А я думал, ты умерла, госпожа.

— А что произошло, Эль-Кадур? — снова заговорила она. — Я ничего не помню… Где мы?.. Что за стрельба над головой? Ты не слышишь этот грохот, от которого у меня раскалывается голова?

— Мы в каземате, синьора, и нам не страшны ни пули, ни турки.

— Турки! — вскричала она, приподнимаясь и пытаясь сесть, и глаза ее вспыхнули огнем. — Турки! Фамагуста пала?

— Пока еще нет, синьора.

— А я валяюсь здесь, когда другие идут на смерть?..

— Ты ранена…

— Верно… Вот здесь очень больно. Меня ранили мечом или пулей? Я совсем ничего не помню.

— Кусок камня пробил твою кирасу.

— Боже мой, ну и грохот!

— Турки снова пошли в атаку.

Герцогиня еще больше побледнела.

— Город сдали? — с тревогой спросила она.

— Не знаю, синьора, но мне в это не верится. Я все время слышу выстрелы кулеврин с бастиона Сан-Марко.

— Эль-Кадур, пойди посмотри, что там происходит.

— А как же ты? Как я могу оставить тебя одну?

— Ты нужнее там, на бастионе, чем здесь.

— Я не решусь, госпожа, оставить тебя.