– Теперь ты готова? – спрашивает ее Полли.

Индия не кивает, но и не качает головой в отрицании. Может быть, так и надо. Я замечаю, что Эвелин не пытается утешить Индию, но, когда мы добираемся до процедурного кабинета, она садится рядом с ней, пока Полли чистит катетер. Они не говорят. Но Эвелин достает из сумочки немного лака для ногтей, и Индия протягивает руку, не глядя на нее.

Один за другим Эвелин красит ногти Индии в темно-синий. Она делает это с большой концентрацией, в полной тишине. Затем дует на них, долго, даже после того, как они явно высохли. Нежно. Затем она напевает песню. Индия смотрит прямо на Эвелин своими грустными глазами, и между ними мелькает что-то прекрасное. Я вижу решимость на лице Эвелин. Смелость заботиться.

Конечно, даже в стабильной, заботливой и любящей биологической семье у детей могут быть ужасные психические заболевания. Число таких детей и подростков постоянно растет. Ни один родитель не может гарантировать, что их ребенок не перенесет психотравму и не погибнет из-за этого, какими бы предупредительными они ни были.

Оливии было всего 6 лет, когда она перестала завтракать. Учителя начальной школы забили тревогу, когда девочка начала регулярно падать в обмороки: ее направили к школьной медсестре, одной на несколько школ. Они заметили, что Оливия выбрасывает бутерброды, а на переменах бегает, но не так, как другие дети. Вместо того, чтобы играть с одноклассниками, девочка бегает кругами. Ее родителей вызывают в школу, но они не слишком обеспокоены: в конце концов, какой шестилетний ребенок не бегает и не придирается к еде?

Однако Оливия сильно потеряла в весе. Школьная медсестра говорит родителям, что хотела бы направить девочку в группу CAMHS: Службу охраны психического здоровья детей и подростков, которая работает с любым ребенком или подростком, нуждающемся в эмоциональной или психической поддержке. Здоровье Оливии ухудшается, пока ее имя стоит в длинном списке ожидания: ее колени становятся самой широкой частью ног, а плечо можно спокойно обхватить двумя пальцами. Когда ей исполняется 7 лет, ее экстренно госпитализируют: девочка серьезно больна. Размеры ее головы непропорционально велики, а кожа полупрозрачно-бледная, с сине-зелеными извивающимися венами. Глаза Оливии тусклые. И хотя она очень вялая, продолжает двигаться, не в силах оставаться на месте, ее ноги постоянно куда-то идут. Оливию начало тошнить при приеме любой пищи, и она пьет воду в таких количествах, что ее живот выпячивается из-под вогнутой груди. Она выглядит для меня как голодающий ребенок. Она и есть голодающий ребенок.

В отделении, где я сейчас работаю, много детей, которые были направлены CAMHS и признаны нуждающимися в стационарном лечении. Пациенты поступают с проблемами психического здоровья, начиная от соматических расстройств и заканчивая психозом и нарушением пищевого поведения. Оливия несколько месяцев ждала оценки CAMHS, но сейчас она слишком нездорова, чтобы разговаривать или получать терапию дома.

Девочку доставили в больницу на машине скорой помощи, у нее случился приступ. Ей установили назогастральный зонд и назначили постельный режим, чтобы сохранить то немногое, что от нее осталось. Уровень глюкозы в крови опасно низок, персонал беспокоится, что у нее могут случиться новые припадки или даже кома, поэтому ей поставили капельницу и начали вливать раствор глюкозы прямо в вену. Ее сердечный ритм слишком медленный. Я сижу рядом с Оливией и смотрю, как пульсируют вены ее шеи: ровный, но медленный ритм. Они сильно выпячиваются, так усердно работая. Лицо Оливии покрыто волосками – лануго, своего рода пушком, иногда встречающимся у новорожденных, особенно у недоношенных. В случае с Оливией, как позже рассказала мне медсестра, это реакция на гипотермию, характерная для детей с анорексией. «Ее тело пытается изолировать себя, отрастив волосы, чтобы защититься от холода».

Палата оформлена в светлых тонах, с удобными диванами и телевизорами, спальня в ней украшена фотографиями, из дома привезены яркие пододеяльники, мягкие игрушки и компьютерные игры. Тут по-домашнему гостеприимно, но, кажется, слишком спокойно, слишком тихо, слишком убрано. Здесь нет кучи белья, нераспечатанной почты, мисок с хлопьями, нет грязных резиновых сапог у двери. Тем не менее для детей, которые находятся на этих семи стационарных койках, эта среда спасает жизни.

Медсестры спасают жизни. У них складываются настолько близкие отношения с детьми, что они становятся семьей, суррогатными родителями для детей, которым необходимо жить вдали от дома, чтобы выздороветь. Посещение родителями часто ограничивается одним или двумя вечерами в неделю и дневным временем в выходные дни, в зависимости от возраста ребенка. Медсестры проводят семейную терапию, психологическое обучение, персонализированный комплексный уход, включающий оценку рисков. Они также адаптируют детей к инновационным исследовательским проектам, указаным в клинических рекомендациях, проводят выездное обучение медсестер из неспециализированных отделений больниц, которые ухаживают за детьми с психическими расстройствами, аутизмом или нарушениями способности к обучению. Однако самая важная роль медсестры – быть рядом с пациентами. Проводить время вместе, особенно во время еды, и строить с ними функциональные и позитивные отношения.

«Мы призываем родителей ужинать с нами, когда они приходят в гости», – говорят мне. Интересно, оценивают ли медсестры родителей, и почему родителям рекомендуют посещать детей только один или два вечера в неделю? Я скоро понимаю, что, если ребенок болен, лечиться нужно всей семье, иначе он никогда не выздоровеет. Медсестры являются частью семейной терапии, которую мамам и папам рекомендуется посещать.

Я провожу день, знакомясь с Оливией и ее семьей. У девочки на лице полно веснушек. «Поцелуи ангела», – говорит она и слабо смеется. Ее смех влажный, как будто она пожилая женщина с сердечной недостаточностью. Конечно, ее сердце вполне может быть повреждено. Анорексия может вызвать ряд не связанных с ЖКТ проблем. Это ведущая причина смерти из-за психического отклонения либо самоубийства. Безнадежно грустно видеть, как Оливию пожирает болезнь. Я смотрю на то, как она пытается двигаться, на ее пушковые волосы, вогнутую грудь, истощенные ноги. Как будто ее разум медленно пожирает тело, сжимая ее все больше и больше, пока она не перестанет существовать. Может быть, когда невозможно заставить мир исчезнуть, остается только исчезнуть самому?

Анорексия – вовсе не худоба, а суровая форма наказания, ненависти к себе и глубокого психологического стресса. Дети говорят телом то, что не могут сказать словами. Никто не знает, почему Оливии не повезло. Многочисленные исследования показали, что среди детей, страдающих анорексией и некоторыми другими расстройствами пищевого поведения, более распространен перфекционизм. Оливия – умный ребенок. Одаренная, как говорит мне ее отец Мэтью.

– Она уже блестяще играет на скрипке.

Но не все дети-перфекционисты страдают расстройствами пищевого поведения. Мы так многого не понимаем, но это не помогает Мэтью, который говорит медсестрам, что они с мамой Оливии считают происходящее своей виной. Медсестры пытаются их успокоить, но Мэтью едва сдерживает слезы. Крупный мужчина, он сгорбился, как будто боясь низкого потолка. Еще более сломленной выглядит мама девочки Александра. Медсестры готовят Оливию провести дома день ее рождения, но это явно вызывает беспокойство у них обоих. Александра суетится вокруг дочери, заплетая ее сухие тонкие волосы разноцветными резинками.

– Ты хочешь фиолетовую или зеленую? Или эту синюю?

Она поднимает их одну за другой, как будто они хрупкие и полны смысла. Чем больше выбора она дает Оливии, тем сложнее той принять решение. В конце концов, мать сама выбирает зеленые резинки и широко улыбается:

– Так красиво.

И я замечаю, что у нее трясутся руки. Александра садится на край кровати и начинает рассказывать Оливии о жизни вне больницы.

– Учителя посылают тебе приветы и свою любовь, – говорит она. – Они с нетерпением ждут, когда ты вернешься в школу. Я знаю, что у тебя тут занятия каждый день, но я имею в виду нормальную школу.