Но уже с середины 1930-х гг. в стране развернулась кампания, направленная против Покровского. Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 26 января 1936 г. «О задачах на фронте исторической науки»[110] подвергло критике не только его самого, но и его научную школу, концепции и учеников.
Эти события были связаны с изменением идеологической роли и места истории как науки и образовательной дисциплины, которую ей стало отводить государственно-партийное руководство. Изменилась направленность в историческом знании – произошел переход от общемарксистских схем и направленности на интернациональный характер исторических исследований к вопросам развития национальной, государственнической истории в ее традиционном виде[111].
14 февраля 1936 г. в ТомГПИ состоялось открытое партсобрание[112], повесткой дня которого было рассмотрение Постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 26 января 1936 г. «О задачах на фронте исторической науки»[113]. В данном постановлении указывалось на то, что «среди некоторой части наших историков, особенно историков СССР, укоренились антимарксистские, антиленинские, по сути дела ликвидаторские, антинаучные взгляды на историческую науку. Совнарком и ЦК ВКП(б) подчеркивают, что эти вредные тенденции и попытки ликвидации истории как науки, связаны в первую очередь с распространением среди некоторых наших историков ошибочных исторических взглядов, свойственных так называемой “исторической школе Покровского”»[114]. 27 июня 1936 г. состоялось партийное собрание Барнаульского учительского института, на котором была признана неудовлетворительной замедленная работа по реагированию парторганизации института и сотрудников исторического отделения на решения партии и правительства в отношении учебников по истории и ошибках академика М. Н. Покровского[115].
С этого постановления началась активная кампания против концепций и работ (в т. ч. учебников) историков школы М. Н. Покровского и были начаты против них открытые гонения. Это же привело к существенным изменениям в самом содержании исторического образования и исторической науки в стране, а также к организации научно-образовательного процесса.
Историки на местах – в вузовских городах – должны были немедленно отреагировать на происходившие в центре события. По традиции, сложившейся в те годы, они должны были совершить привычный набор действий: внимательно изучить материалы правительственных и партийных документов, поддержать действия партии и правительства в отношении самой школы и представителей школы М. Н. Покровского, осудить у себя, на месте, проявления этих «извращений» в среде некоторых представителей исторической науки, а также заявить о решительных действиях каждого преподавателя истории и других общественно-научных дисциплин по пересмотру и исправлению учебных курсов, учебников и учебных пособий, методики преподавания и прочих методологических вопросах.
В своей резолюции партсобрание ТомГПИ отмечало: «Собрание приветствует всемирно исторической важности решение ЦК и СНК. Антиленинские, левацкие уклоны, сводившиеся к отрицанию роли истории в учебных планах, шли рука об руку с левацкими теориями об отмирании школы. Эти теории принесли громадный вред организации школьного дела СССР. Коренное улучшение преподавания истории является необходимой предпосылкой для улучшения общей постановки школьного дела в СССР»[116]. Сам же коллектив ТомГПИ выявил в процессе преподавания истории и других социально-экономических дисциплин собственные ошибки, которые якобы допускали преподаватели. В связи с этим кафедра истории обязывалась организовать тщательный контроль над работой преподавателей и перестроить свою работу в соответствии с указаниями высших партийно-государственных руководителей (И. В. Сталина, А. А. Жданова, С. М. Кирова[117]), «добиваясь того, чтобы все занятия были насыщенны конкретным историческим материалом». Кафедре было поручено обсудить программу по истории под углом зрения указаний ЦК и СНК и сообщить свои предложения в Наркомпрос РСФСР по ее изменению. При этом, в связи с поступлением заявлений об ошибках в лекциях преподавателя Акимовой, парткому поручено было проверить эти заявления и поставить вопрос о дальнейшей возможности ее преподавания[118].
Логическим продолжением политики в отношении исторического образования и исторической науки в связи с идеологическими процессами стала публикация статьи И. В. Сталина «Об учебнике истории ВКП(б): Письмо составителям учебника истории ВКП(б)» (1937) и выход в свет «Краткого курса истории ВКП(б)» (1938). В среде провинциальных историков, партийного руководства вузов и сибирских городов, последовала незамедлительная реакция и на эти программные документы. Во всех вузах состоялось их обсуждение, был взят курс на пересмотр учебного процесса в ходе подготовки историков, а также намечены мероприятия по проработке и внедрению этих установлений в студенческой и преподавательской среде.
Главным направлением политического воспитания коммунистов в эти годы стало изучение «Краткого курса истории ВКП(б)» и решений XVIII съезда партии. С этой целью была проведена реорганизация сети партийного просвещения, а в партийных комитетах созданы единые отделы пропаганды и агитации. Кампания по изучению истории партии приняла широкий размах. При горкомах и обкомах были образованы постоянно действующие семинары пропагандистов, лекторов, преподавателей основ марксизма-ленинизма.
В работе сибирских пединститутов и их исторических подразделений были схожие тенденции в организации политико-воспитательной и массовой идеологической работы как среди студентов, так и среди профессорско-преподавательского состава. С выходом в свет «Краткого курса истории ВКП(б)» в вузах Сибири изучение этой книги, особенно гуманитариями, стало обязательным элементом политико-воспитательной работы со студентами и научно-методической работы в преподавательской среде. Эта книга изучалась посредством самостоятельного освоения, конспектирования, обсуждения и т. п. Порядок, сроки и формы изучение книги устанавливались партбюро вузов и строго ими регламентировались, а после и контролировались. Вместе с ней изучались и иные работы классиков марксизма-ленинизма.
17 сентября 1938 г. в ТомГПИ состоялось открытое партийное собрание института, которое было посвящено вопросу «Об изучении краткого курса истории ВКП(б) под редакцией ЦК ВКП(б)»[119]. На этом собрании историки пединститута и преподаватели общественных дисциплин заявили, что в вузе необходимо активно реализовывать постановления Новосибирского обкома ВКП(б) и Томского горкома ВКП(б) об изучении «Краткого курса истории ВКП(б)», о дальнейшей работе по составлению и преподаванию учебных курсов и учебных пособий для студентов, с учетом положений, отражавшихся в нем. Также особое внимание уделялось работе с пропагандистами, которые отвечали за общественно-политическую работу в партийных кабинетах, кружках, в сети партийно-комсомольского просвещения.
В своем постановлении собрание в комплиментарной форме поддержало выход «Краткого курса» и заверило партийное руководство в дальнейшем следовании его основных положений в своей научно-преподавательской деятельности. Парткому института были высказаны следующие предложения: «Организовать изучение “Краткого курса истории ВКП(б)” с таким расчетом, чтобы в работу по изучению истории большевизма были втянуты партийные и непартийные большевики <…>; организовать соцсоревнования между кружками сети партийно-комсомольского просвещения на лучшее усвоение истории большевизма, а также во всех академических группах; организовать цикл лекций для студентов, научных работников, рабочих и служащих по изучению “Краткого курса истории ВКП(б)”»[120].
14 ноября 1938 г. вышло Постановление ЦК ВКП(б) «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском “Краткого курса истории ВКП(б)”»[121]. Необходимостью публикации этого постановления стало то, что «основным недостатком постановки партийной пропаганды является отсутствие необходимой централизации руководства партийной пропагандой и вытекающие отсюда кустарщина, неорганизованность в деле пропаганды». В постановлении подчеркивалось, что «важнейшим недостатком в деле партийной пропаганды было пренебрежение со стороны партийных организаций к делу политической подготовки, к делу марксистско-ленинской закалки наших кадров, нашей советской интеллигенции, – кадров партийных, комсомольских, советских, хозяйственных, кооперативных, торговых, профсоюзных, сельскохозяйственных, просвещенских, военных, то есть кадров партийного, государственного и колхозного аппарата, при помощи которых управляют рабочий класс и крестьянство Советской страной. <…> Краткий курс истории ВКП(б) ставит одной из своих задач положить конец этому дикому, антиленинскому, пренебрежительному отношению к нашей, советской интеллигенции и к нуждам ее политического, ленинского воспитания…». Вследствие изменения политики в деле агитации и пропаганды и переориентации в объектах воздействия этой политики (в т. ч. и на интеллигенцию) ЦК ВКП(б) постановил обязать партийные организации ликвидировать организационное кустарничество в деле партийной пропаганды, установив необходимую централизацию в руководстве ею, и перестроить организацию партийной пропаганды таким образом, чтобы обеспечить подъем ее качества, ее идейного уровня, а в основу пропаганды марксизма-ленинизма положить «Краткий курс истории ВКП(б)». Пункт 17 Постановления предполагал построить преподавание марксистско-ленинской теории в высших учебных заведениях на основе глубокого изучения «Краткого курса истории ВКП(б)», в связи с чем взамен самостоятельных курсов ленинизма, диалектического и исторического материализма был введен в вузах единый курс «Основы марксизма-ленинизма». Преподавание основ марксистско-ленинской теории в вузах начиналось теперь с изучения «Краткого курса истории ВКП(б)» с одновременным изучением первоисточников марксизма-ленинизма. Преподавание политической экономии проводилось после изучения «Истории ВКП(б)».
Вместо существовавших отдельных кафедр диалектического и исторического материализма, ленинизма и истории ВКП(б) были созданы в вузах единые кафедры марксизма-ленинизма (КМЛ). При этом в университетах и институтах, где имелись философские, исторические, филологические факультеты и отделения, сохранялось преподавание курса диалектического и исторического материализма.
Выполнение провинциальными вузами данного постановления выражалось в едином направлении и слаженных действиях. Еще 20 сентября 1938 г., сразу же после выхода «Краткого курса истории ВКП(б)», состоялось партийное собрание парторганизации ОмГПИ с обсуждением основных положений «Краткого курса истории ВКП(б)»[122], а 26 ноября 1938 г. – общее партсобрание парторганизации ОмГПИ по вопросам проработки решения ЦК ВКП(б) «О партийной агитации и пропаганде в связи с выпуском “Краткого курса истории ВКП(б)”»[123]. Следствием этих собраний стала выработка единого комплекса мероприятий по пропаганде «Краткого курс истории ВКП(б)» среди студентов и преподавателей института, самостоятельное изучение курса (в т. ч. через создание кружков по самостоятельному изучению), организация консультативного бюро, самостоятельно изучающим его, организация цикла лекций по самостоятельному изучению[124] и т. п.
Как следствие всех вышеперечисленных событий, на протяжении второй половины 1930-х гг. важнейшими элементами жизни студентов и сотрудников сибирских вузов становились бдительность, «борьба с троцкистско-бухаринскими вредителями и шпионами»[125], чистки партийных рядов и т. п.
Персональные репрессии в большей степени коснулись историков Иркутска как старейшего научно-образовательного центра Сибири, в котором пострадали оставшиеся с 1920-х гг. историки, юристы и другие гуманитарии, имевшие еще досоветский стаж преподавательской и научной деятельности. В условиях репрессивной политики советского государства в 1930-х гг. трагически оборвалась жизнь выдающихся сибирских историков и краеведов: профессоров Б. Э. Петри, Н. Н. Козьмина, В. И. Огородникова, В. С. Манассеина, преподавателя ИГУ и ИГПИ Я. Н. Ходукина[126]. Всех их объединяла активная общественно-политическая позиция и сотрудничество в годы Гражданской войны с белыми правительствами, что и стало одним из оснований их преследования.
Б. Э. Петри был профессором этнологии Иркутского университета и преподавателем ИГПИ, являлся (еще с дореволюционного периода) действительным членом Американского антропологического общества, членом-корреспондентом Английского антропологического общества, Государственной Академии истории материальной культуры СССР. Он был арестован органами НКВД в 1937 г. и приговорен НКВД СССР и Прокурором СССР по ст. 58.2 УК РСФСР («Организация в контрреволюционных целях вооруженных восстаний или вторжения на советскую территорию вооруженных отрядов или банд»), как «участник немецко-японской фашистской диверсионно-разведывательной и правотроцкистской организации» к расстрелу, который был приведен в исполнение в 1937 г.[127]
Выдающийся сибирский историк, этнограф, журналист конца XIX – первой трети ХХ в., профессор ИГУ и ИГПИ Н. Н. Козьмин в 1918–1919 гг. являлся членом Сибирского временного правительства, в 1919 г. эмигрировал в Маньчжурию, в 1920–1922 гг. был редактором и членом коллегий газет в Харбине, с 1922 г. работал в Бурятии консультантом по экономическим вопросам в наркомземе и Госплане Бурят-Монгольской АССР, являлся директором Иркутского государственного музея. В 1937 г. арестован УНКВД Восточно-Сибирской области по обвинению в том, что якобы являлся японским шпионом и участником контрреволюционной белогвардейской организации.
В 1938 г. умер в больнице Иркутской тюрьмы, после чего дело в отношении Н. Н. Козьмина постановлением УНКВД по Иркутской области было прекращено в связи со смертью фигуранта[128].
Первый декан ИФФ ИГУ профессор В. И. Огородников в марте 1920 г. был назначен ученым руководителем архивного дела Восточной Сибири, а в мае того же года утвержден заведующим Иркутским губернским управлением архивного дела. В июне 1921 г. был откомандирован в Читу и назначен ректором Государственного института народного образования, с переводом института во Владивосток был ректором Дальневосточного государственного университета (1923–1925). С поста ректора вынужден был уйти под давлением со стороны партийных и государственных структур. Затем назначается заместителем директора Арктического института в г. Петропавловске-Камчатском. В мае 1933 г. был арестован по так называемому делу «Автономной Чукотки» и осужден на 10 лет лагерей. Ученый отбывал срок в «Дальлаге». В 1938 г. был переведен в «Севжелдорлаг» Архангельской области, где и скончался[129].