Книги

Историческое образование, наука и историки сибирской периферии в годы сталинизма

22
18
20
22
24
26
28
30

Восстановление сибирских исторических институций проходило в контурах той схемы, что сложилась еще на предыдущем этапе: традиционный центр (Томск – Иркутск) «окормлял» постепенно расширявшуюся внутреннюю периферию. Расширение это намечалось в направлениях, связанных с социально-экономической модернизацией региона. Потенциальными точками роста становились Омск, Новосибирск, топливно-индустриальный Кузбасс и ресурсно-сырьевой Красноярск. Сама же Сибирь по-прежнему оставалась крайне организационно зависимой от центра (Москва – Ленинград) периферией. Это проявлялось как в траекториях структурной эволюции местного научно-образовательного комплекса, так и в содержании научного поиска сибирских историков. Отчасти это компенсировалось традиционно сложившимся этосом местного научного сообщества, корнями уходящим в XIX в. и основанном на привычке к инициативе, самоорганизации и самостоятельному междисциплинарному поиску.

Несмотря на исключительно скудные возможности проведения полномасштабных исследований и всю непоследовательность государственной политики в области исторического образования, сибирское историческое знание продолжало чуть было не прерванное свое развитие во многом благодаря усилиям самого исторического сообщества, не прекращавшего научную и культурную колонизацию края, мощнейший импульс которой был задан очередным этапом его экономической колонизации.

Исторические факультеты и отделения университетов и педагогических вузов, а также НИИ ЯЛИ стали центрами по формированию в Сибири региональной корпорации советских историков. В их недрах воспитывались новые специалисты, которые через свою педагогическую, научную и культурно-просветительную деятельность должны были сыграть в довоенный и военный периоды истории нашей страны важную роль в деле гражданского, патриотического и идейного воспитания населения.

Несмотря на трудности организационного периода становления исторического образования в довоенное десятилетие, результаты работы сибирской высшей школы по подготовке историков были значимы. Благодаря партийно-государственной политике и заинтересованности региональных и местных властей, в Сибири было сформировано собственное региональное сообщество профессиональных историков, стоявших на основательных политико-идеологических установках.

Сибирские вузы за эти годы дали стране несколько сотен квалифицированных историков – учителей, преподавателей учебных заведений различного уровня, которые оказались так необходимы в деле патриотического воспитания молодого поколения советских людей, которые впоследствии участвовали в войне и на них не могли не отразиться те установки, которые закладывались на занятиях по истории.

Исторические подразделения вузов заложили прочные основы для дальнейшего развития исторического образования, что помогло в годы войны подготовить большое количество новых кадров, в том числе и для освобождаемых регионов европейской части страны. Роль историков в тылу в годы войны тоже нельзя переоценить. Их агитаторская, культурно-массовая, политико-воспитательная, публикационная работа среди населения вносила ощутимый вклад в дело Победы и положительным образом влияла на жизнь тыловых сибирских городов. И все это стало возможным благодаря сложившейся за довоенное десятилетие на территории Сибири системе исторического образования в педагогических и классических высших учебных заведениях и мощной корпорации сибирских историков.

Глава 4. Историки Сибири в экстремальных условиях военного времени: «Все для фронта, все для Победы!»

Военные годы стали серьезным испытанием и проверкой для сибирского научно-образовательного комплекса. Перед сотрудниками вузов, научно-исследовательских и просветительских учреждений встала задача в тяжелых, экстремальных условиях ответить на вызовы военного времени, включиться в процесс помощи фронту и тылу объектами своей интеллектуальной деятельности. Эта же задача встала и перед существовавшей уже почти десятилетие системой исторических образовательных и научных учреждений Сибири, которые к этому времени только проходили период своей институционализации. Они должны были оправдать ту функцию, которая была на них возложена еще в довоенный период – выполнять ключевую роль в формировании патриотической и гражданской платформы населения. История в тесной связи с партийно-государственной идеологией призвана была обеспечивать политико-воспитательную работу среди советских граждан, а научно-образовательные учреждения восточной периферии в военные годы должны были ускоренно готовить новые кадры, которые после окончания войны должны будут заменить не вернувшихся с фронта учителей, сотрудников научных, образовательных и просветительских учреждений, партийных и советских работников и т. п.

В военные годы были открыты (путем реорганизации учебных заведений низшего уровня) в Сталинске и Абакане пединституты с историческими отделениями. Также во время войны были открыты исторические отделения и факультеты в тех вузах, где до этого их не было (в Барнаульском, Тюменском и Красноярском пединститутах). Трудности военного времени накладывали серьезные ограничения на развитие отделений и исторического образования. Так, в КемГПИ в первое время существования исторического отделения отсутствовали собственные преподаватели-историки, а обучение вели сотрудники других факультетов КемГПИ[166]. Первый выпуск историков в КемГПИ составил в 1946 г. 23 человека[167].

Коллективы сибирских вузов и научных учреждений в военные годы, наравне с другими периферийными тыловыми учреждениями и организациями восточных регионов страны, испытали на себе все тяготы и лишения военного времени: мобилизацию на фронт студентов, научно-педагогических работников, материально-бытовые тяготы и лишения, ухудшение условий жизни. К тому же из крупных сибирских городов, которые переполнялись беженцами и переселенцами из европейской части СССР, некоторые сибирские вузы были перебазированы в другие города, менее населенные, но при этом и менее приспособленные к принятию и обеспечению нормальной деятельности учебных заведений. Так, НГПИ был переведен в г. Колпашево Нарымского округа, ОмГПИ – в г. Тобольск, БарГПИ – в г. Камень-на-Оби.

Остававшиеся на прежних местах образовательные и научные учреждения испытывали огромные сложности при реализации своей деятельности из-за их «оптимизмации» (сокращения материально-технической базы, учебных аудиторий, финансирования и т. п.), вплоть до угрозы реорганизаций вузов – путем слияния с другими учебными заведениями. В Томске, например, сначала осенью 1941 г., затем летом 1942 г., ввиду малочисленности студенческого контингента, в городских административно-партийных кругах были выдвинуты проекты о временном слиянии сначала однотипных факультетов (в т. ч. и исторических) пединститута и университета, а затем и вообще вузов[168]. Проект слияния не мог все же быть реализован. Дело в том, что на тот момент ТомГПИ был фактически единственным полноценным педагогическим вузом в Новосибирской области, поскольку находившийся в г. Колпашеве НГПИ пребывал в довольно плачевном состоянии и, будучи отрезанным от крупных городов и центров, снижал уровень подготовки учителей, не действовал уже как пединститут, а фактически превращался в учительский институт[169]. К тому же потребность Новосибирской области и других регионов Западной Сибири в педагогических кадрах по мере улучшения ситуации на фронте должна была только возрастать, поскольку освобождение территорий европейской части СССР от фашистских захватчиков вызовет отток учительских кадров из Сибири (реэвакуация учителей и преподавателей, переброска педагогов из Сибири в центр для укрепления учительских кадров, которые значительно поредели за годы войны и т. п.). Проект по созданию Томской области на протяжении 1943–1944 гг. окончательно положил конец идее реорганизации или ликвидации ТомГПИ, т. к. во вновь создаваемой области должен был быть свой пединститут.

В военные годы весь учебный процесс и работа историков перестраивалась на военный лад. Серьезные изменения стали происходить в содержании образовательного процесса, организации подготовки историков, учебно-методической и научной работе и т. п. Пересматривалась тематика исторических дисциплин, вносились изменения и дополнения в учебные планы, в программы общих и специальных курсов, в тематику спецсеминаров. К профильным предметам, преподававшимся студентам-историкам, добавлялись специальные курсы, введение которых было обусловлено военной необходимостью. Особое внимание при чтении специальных курсов стало уделяться военной истории СССР, вопросам развития отечественной культуры, революционного и освободительного движения, героической борьбе народов России в разные периоды с иноземными захватчиками и т. п. Больше времени в учебных планах исторических кафедр стало отводиться всемирной истории, истории международных отношений, а также истории славянских народов, в первую очередь истории борьбы славянских народов с иноземными захватчиками.

Условия военного времени, безусловно, наложили свой отпечаток и на студенческий контингент историков в сибирских вузах (в целом ситуация была достаточно схожей с другими специальностями в вузах): изменилась структура студенческого контингента по половозрастному составу, социальному происхождению и т. п. Главная проблема, которая стояла перед руководством вузов в отношении студенческого состава, – это выполнение плана набора, сохранение контингента студентов и обеспечение им необходимых минимальных условий для обучения и жизни. Наборы на исторические отделения университетов были установлены еще по довоенным нормативам – прием по 30 человек на первый курс. Столько же и в пединституты. Но наборы, разумеется, оказывались значительно меньше в первые годы войны. Проблема осложнялась еще и отсевом студентов по причинам призыва в РККА, академической неуспеваемости, трудного материального положения и семейных обстоятельств.

Юноши, выпускники исторических факультетов и отделений и студенты, уходившие на фронт по призыву, в армии зачастую становились политруками воинских частей, идеологическими работниками и т. п. Тем самым оправдавалась изначально сделанная ставка на историков как на бойцов идеологического фронта.

В конце войны (начиная с 1943–1944 гг.) на исторических отделениях вузов появились демобилизованные из рядов Красной армии. Имея льготы и преференции при поступлении в вузы, они отдавали предпочтение факультетам гуманитарного профиля, в т. ч. возвращались на исторические факультеты и отделения студенты, ушедшие на фронт из студенческих аудиторий.

Сибирский регион, как это уже случалось ранее в период Гражданской войны, выполнил важную миссию по приему в своих городах перебазированных в Сибирь промышленных предприятий, государственных учреждений, организаций и т. п. На протяжении первых нескольких месяцев в сибирские города (другими направлениями эвакуации стали города Дальнего Востока и среднеазиатских республик СССР) эвакуировались сотрудники, аспиранты, студенты, учебно-вспомогательный персонал университетов и институтов западных регионов страны, прежде всего из московских и ленинградских вузов и университетов, с территории Украинской ССР (Харьковского, Одесского, Киевского).

Так, в Томск приехали профессор МГУ А. И. Неусыхин (специалист по истории средних веков и историографии), профессор Ф. А. Хейфец (специалист по новой и новейшей истории, до войны работала в Институте истории АН СССР и была заведующей кафедрой всеобщей истории Историко-архивного института НКВД), специалист по истории СССР, профессор академии им. И. В. Сталина и Московского пединститута Э. Н. Ярошевский[170]. В Иркутске стали работать историк С. Я. Лурье (историк античности, филолог, доктор исторических и филологических наук, профессор Самарского и Ленинградского университетов), профессор И. И. Белякевич (в довоенные годы – заведующий кафедрой истории колониальных и зависимых стран, и. о. профессора Одесского университета, востоковед, славист)[171]. Кроме того, в Томске и Иркутске оказалось большое количество доцентов, преподавателей и аспирантов. Почти все прибывавшие в сибирские университеты историки стали работать параллельно в университетах и пединститутах этих городов.

К Омскому пединституту (сам институт находился с 1941 по 1943 г. в Тобольске) был прикомандирован прибывший из Московского областного пединститута профессор А. И. Козаченко, которого затем сменил в должности заведующего кафедрой истории ОмГПИ профессор А. А. Ивановский, эвакуированный из Харьковского пединститута. Усилились в годы войны и позиции медиевистов ОмГПИ. Лекции по истории средних веков на истфаке читал И. Я. Лернер. На факультете стали работать действительный член Археологической комиссии Всеукраинской Академии наук Н. В. Горбань, в последние военные годы заведовал кафедрой истории кандидат исторических наук, доцент (позже доктор исторических наук) А. З. Барабой[172]. В Красноярский пединститут из МГУ прибыл профессор М. А. Москалев (профессор кафедры марксизма-ленинизма). На всем протяжении военных лет в преподавательский коллектив Абаканского пединститута (до 1944 г. – учительского института) вливались эвакуированные историки: профессор МГУ С. А. Токарев (известный советский ученый-этнограф), чьи исследования в довоенный период были связаны с этнографией тюркоязычных народов Сибири – алтайцев, хакасов, якутов), доценты Д. Е. Хайтун, Я. А. Левицкий[173] и др.

Осенью 1942 г. на кафедру истории ИГПИ пришел работать кандидат исторических наук В. В. Штокман[174], а кафедру истории Бурят-Монгольского пединститута пополнили В. П. Тюшев и кандидат исторических наук Н. С. Чеботарев, который стал заведовать кафедрой[175]. Прибывавшие в сибирские города ученые занимали должности заведующих кафедрами, а зачастую под них специально создавались новые кафедры.

Однако со второй половины 1943 г. началась массовая реэвакуация научно-педагогических работников в места их основной работы. Это повлекло за собой негативные последствия: из вузов уходили ведущие работники, квалифицированные профессора и доценты, после чего долгое время оставались не замещенными вакантные должности (профессорско-преподавательские и административно-управленческие), аспиранты оставались без квалифицированного научного руководства, сама аспирантура в университетах и некоторых пединститутах была под угрозой закрытия.