Эти особенности формирования студенческого контингента окажут в перспективе негативное влияние на идейно-политический климат в вузах и в среде историков послевоенного десятилетия. Бывшие фронтовики внесли в ряды вузов настроения свободомыслия, хотя и довольно ограниченного, не выходящего за рамки сложившейся идеологии, а политически неблагонадежные студенты оказались вовлечены в круг репрессий и были подвергнуты преследованиям со стороны административных и правоохранительных органов. На решение этих и ряда иных проблем как раз и будет направлена вся последующая идейно-политическая и воспитательная работа в вузах.
Статистические данные и количественный анализ студенческого контингента сибирских вузов показывает, что при общей проблеме недостатка абитуриентов и невыполнении плана приема на неисторические специальности (обусловленной как объективными, так и субъективными причинами), набор на исторические отделения и факультеты всегда не просто выполнялся, но и зачастую наблюдалось превышение плана приема и повышенный конкурс по сравнению с другими специальностями.
В отношении профессиональной принадлежности поступавших контингент студентов-историков также имел свои особенности. На исторические факультеты и отделения, помимо учителей истории без высшего образования или лиц, которые собирались связать свою профессию с преподаванием, в большом количестве поступали лица (особенно на заочное и вечернее отделения), работавшие на различных предприятиях и в организациях сибирских городов, партийные, комсомольские, советские и профсоюзные работники и прочие категории граждан. Это говорит о том, что историческое образование было очень востребовано, его стремились получать не только люди, связанные с педагогической деятельностью, но лица других занятий, что могло им обеспечить повышение профессиональной квалификации, необходимой им для дальнейшей работы, а также для карьерного и профессионального роста.
Несмотря на существовавшие ограничительные меры, в составе студентов исторических отделений в вузах Сибири было большое количество лиц, не имевших отношения к педагогической сфере. Например, на вечернем отделении ОмГПИ по всем специальностям обучались, кроме учителей, еще и демобилизованные, а также лица, работавшие на различных предприятиях города, партийные и комсомольские работники и прочие категории. Так, в 1948/49 учебном году педагогов по своему основному занятию было всего 36,6 %, рабочих – 16,5 %, партийных и советских работников – 7,2 %, служащих – 25 %, остальные 14,7 % составляли иные категории граждан, в т. ч. и неработающие категории (почти четверть из них составляли демобилизованные солдаты). Больше всего таких студентов было на историческом факультете вечернего отделения (113 из 265 человек, т. е. 44 %)[226]. При этом конкурс в 1948/49 учебном году составлял два человека на место – число поданных заявлений превышало плановые показатели набора в два раза[227], в 1950 г. конкурс был уже три человека на место. В конце 1940-х гг. в ТомГПИ лица «других профессий», не связанных с педагогической деятельностью, в среде студентов исторического факультета составляли 27 %, а в среднем по институту – 21 %[228].
На исторических факультетах и отделениях историко-филологической направленности всегда была значительная партийно-комсомольская прослойка студентов и, соответственно, наличие мощных комсомольских и партийных организаций факультетов. Так, на историческом факультете ТомГПИ как до войны, так и после членов ВКП(б) – КПСС и ВЛКСМ среди студентов было столько же, сколько и на всех остальных факультетах вместе взятых. В 1940 г. из 29 членов ВКП(б) в парторганизации ТомГПИ 16 были на историческом факультет (5 членов из 7 – в учительском институте). Из 254 членов ВЛКСМ 114 были историки (45 членов из 86, соответственно, в учительском институте). В конце 1945/46 учебного года из 11 членов и кандидатов в члены ВКП(б) по пединституту на истфаке было 8 человек и 31 человек из 100 – членов ВЛКСМ. По учительскому институту картина выглядела следующим образом: 1 студент-историк из 2 был членом ВКП(б) и 19 студентов из 29 – членами ВЛКСМ[229]. На торжественном заседании ученого совета ТомГПИ, посвященном 15-летнему юбилею института, состоявшемся 17 ноября 1945 г., директор института Ф. Ф. Шамахов охарактеризовал довоенный состав исторического факультета как «сплошь партийно-комсомольский»[230](именно по этой причине в самом начале войны исторический факультет ТомГПИ фактически опустел, т. к. на фронт в первые дни войны ушли практически все юноши – комсомольцы и коммунисты). Но и в послевоенные годы факультет сохранял за собой такую качественную характеристику. В 1948/49 учебном году из 299 историков-заочников ТомГПИ 132 человека были членами ВКП(б), а 44 – членами ВЛКСМ (в общем это составляло 60 % от всего контингента), при том что доля коммунистов и комсомольцев среди студентов-заочников других факультетов не превышала 40 %[231].
Эти данные красноречиво говорят о том, что в составе выпускников ИФФ и по педагогическому и по учительскому институту около 2/3 (56,9 %) составляли коммунисты и комсомольцы. Это значило, что «преподавание истории в школах в основном обеспечивается партийным составом преподавателей»[232]. С другой стороны, руководство вуза настораживала и выглядела негативной ситуация, связанная с профессиональным составом выпускников института. Согласно статистическим данным по ТомГПИ, только 60,8 % выпускников работали в школах, остальные либо потенциально собирались там работать, либо вообще в будущем не собирались связывать со школой свою жизнь. Особенно ярко эта ситуация проявилась на историческом факультете ТомГПИ, где категория «прочие», т. е. не работавшие в школах выпускники, составляла 61,6 %. Среди «прочих», однако, 14 человек, или 53,8 % от выпуска историков ТомГПИ, составляли партийно-государственные работники[233]. «С одной стороны, это весьма отрадно, – отмечали в своих отчетах руководители ТомГПИ, – что партийные советские работники, в основном коммунисты, повышают свою квалификацию, с другой стороны, непонятно: почему преподаватели истории занимают так мало мест (38,4 %) на факультете?»[234]
Схожая ситуация наблюдалась на рубеже 1940–1950-х гг. и в НГПИ. Контингент студентов ИФ НГПИ преимущественно был партийно-комсомольский, а именно: из общего количества (246 студентов) только комсомольцев было 220 человек, большинство остальных – члены партии или кандидаты в члены ВКП(б), «это создавало благоприятную обстановку для повышения качества учебно-воспитательной работы среди студентов»[235].
Из архивных материалов видно, что во все годы существовал большой конкурс на исторические отделения и факультеты, причем как на очное, так и особенно на заочное и вечернее отделения, по сравнению с остальными специальностями. Объяснить это можно в том числе и тем, что именно в историческом образовании часть молодых людей, оканчивавших школы, видели для себя в дальнейшем перспективы для трудоустройства и профессиональной деятельности – это был социальный и профессиональный лифт, который мог привести их в будущем в правоохранительные органы, в советские, государственные, партийные, комсомольские, общественные и иные организации. Примеров работы историков в подобных учреждениях было в то время достаточно. Но это была не явная, не массовая причина, а одна из причин. Наряду с этим можно выделить интерес абитуриентов к самой истории, слабость физико-математического образования в школе, сложности при поступлении на естественнонаучные и физико-математические факультеты и отделения, а также относительную легкость обучения на гуманитарных специальностях и т. п.
Исходя из задач идейно-политической работы в среде историков, вырабатывались и особые формы и методы организации воспитательной работы. Главным организатором и проводником политико-воспитательной работы в университетах и институтах являлась партийная организация, привлекая к этому комсомольскую и иные студенческие организации. Она контролировала и научную, и преподавательскую, и общественную жизнь сотрудников и студентов исторических кафедр, факультетов и отделений. Руководство парторганизацией и общественно-политической жизнью на факультетах осуществляло партбюро, которое включало в себя направления по политико-воспитательной, научно-исследовательской, учебной работе среди сотрудников и студентов.
Основными участниками политико-воспитательного процесса в вузах и организаторами этой работы был профессорско-преподавательский состав университетов и институтов. Политико-воспитательная работа профессорско-преподавательского состава среди студентов проходила в разных формах, но важнейшей являлся учебный процесс. В лекциях закладывались основы диалектико-материалистического мировоззрения. В ходе самостоятельного изучения программного материала студенты расширяли свои познания и учились анализировать его с марксистко-ленинских позиций: «На лекциях студенты убеждались в том, что советская наука является самой передовой наукой в мире; на лекциях подчеркивается приоритет русских ученых и большие заслуги русского народа в развитии мировой науки и культуры; лекции воспитывают студентов в духе советского патриотизма, преданности нашей Родине, делу партии Ленина – Сталина»[236]. При этом одна из важнейших функций воспитательного процесса – подготовка учителя, педагога – также обеспечивалась в ходе реализации учебного процесса. «Политико-воспитательная работа, – отмечалось в отчетном докладе кафедры педагогики ТомГПИ за 1949/50 учебный год, – проводилась, прежде всего, в процессе ведения учебных занятий. Лекции и семинарские занятия строили так, чтобы возбудить у студентов любовь к педагогической профессии и воспитать из них подлинных советских учителей-патриотов»[237].
Массовое вовлечение самих студентов-историков в агитационную работу среди населения сибирских городов во время проведение выборов в представительные органы советской власти локального, регионального и общегосударственного уровня также было действенной формой идеологического воздействия на них и политического воспитания. Во время этих кампаний они работали с избирателями на избирательных участках и при обходе населения по домам, чтобы охватить политическим воздействием тысячи избирателей, устанавливали постоянную связь с каждой усадьбой в районах городов, помогая советским гражданам разобраться в списках избирателей, познакомить их с кандидатами, рассказать о технике голосования и т. п. вопросах, непосредственно вытекавших из задачи кампании. Попутно избирателей знакомили с событиями внутренней и международной текущей политики.
Общая направленность идеологических кампаний послевоенного десятилетия сводилась к усилению патриотизма среди населения и преимущественно интеллигенции; к выработке чувства неприятия ко всему иностранному и недопустимости «низкопоклонства перед Западом»; к укреплению гордости русской наукой и культурой; к выработке общих установок по следованию принципам партийности в науке и образовании, а также отхода от «принципов буржуазного объективизма». Вершиной этих кампаний стала кампания по борьбе с космополитизмом в конце 1940-х – начале 1950-х гг.
В качестве мер по реализации этого направления в работе ТомГПИ устанавливалось в течение 1948/49 учебного года организовать для студентов и преподавателей циклы лекций по истории развития русской культуры, науки, техники и о достижениях культуры, науки и техники советского периода. Основным содержанием работы ученых советов кафедр должно было стать обсуждение качества преподавания отдельных дисциплин, научно-теоретического уровня и идейно-политической направленности в преподавании и политико-воспитательной работе среди студентов и профессорско-преподавательского состава, а также вопросов научно-исследовательской работы. При проведении политико-массовой работы в вузах особое внимание нужно было обращать на повышение идейного уровня этой работы, добиваться вовлечения каждого студента в проводимые мероприятия, обеспечивая широкое участие профессорско-преподавательского состава и общественных организаций институтов в этой работе в соответствии с единым, одобренным советом института планом.
На волне развернувшейся на рубеже 1940–1950-х гг. идеологической кампании, направленной против академика Н. Я. Марра и его концепции, связанной с вопросами языкознания, быстро менявшиеся идеологические и политические условия требовали от историков оперативного реагирования. В 1950/51 учебном году для историков-государственников ТомГПИ (студентов выпускных курсов, готовившихся сдавать государственные экзамены) был в спешном порядке организован обзорный курс лекций по всем разделам истории, посвященный «критике антинаучных кондиций Н. Я. Марра». Поскольку вопросы языкознания и развития языка у народов были тесным образом связаны с их социальным и общественным развитием, то для студентов были прочитаны следующие «корректирующие» лекции: «Складывание племенных объединений на территории СССР», «Вопрос о происхождении восточных славян», «Разработка вопросов этногенеза Руси советскими учеными», «Образование великорусской народности», «Историческая наука в свете марксистско-ленинского учения о базисе и надстройке», «История XIX в. в свете работ И. В. Сталина о марксизме и языкознании», «История советского общества в свете работ И. В. Сталина»[238].
Особенности формирования ППС и его структура в послевоенный период также соответствовали вызовам времени и общим условиям жизни в стране. В первое послевоенное десятилетие самой болезненной стала проблема укомплектования исторических (равно как и других) кафедр сибирских вузов профессорско-преподавательскими кадрами, из-за нехватки которых ряд дисциплин либо вовсе не читались, либо читались не в полном объеме. С реэвакуацией из сибирских городов научно-педагогических работников в вузы и научные учреждения европейской части СССР выявился дефицит квалифицированных историков. Неудовлетворительно обстояло дело и с повышением квалификации преподавателей. Общекультурный и профессиональный уровень преподавателей первых послевоенных лет был невысок. Профессор Б. Г. Могильницкий, студент исторического отделения ТГУ 1946–1951 гг., писал в своих воспоминаниях о первых годах учебы на ИФФ ТГУ: «В отношении к университету я испытал разочарование, потому что первые впечатления о Томском университете носили очень противоречивый характер <…> убогость преподавательского состава, которая была в это время. Я имею в виду тех преподавателей, которые нас обучали. В своем большинстве это были люди, которые никак в моем восприятии не соотносились со званием университетских ученых…»[239]
Решение кадровой проблемы (нехватки квалифицированных преподавателей), повышение квалификации уже имеющихся преподавателей и иные вопросы могли быть решены несколькими путями, но в основном они были связаны с внешними факторами и зависели от административных решений центральных и отчасти региональных властей.
Один из путей решения кадровой проблемы заключался в подготовке и защите штатными сотрудниками кандидатских и докторских диссертаций. Особенно это было актуально для университетов, поскольку в их составе на протяжении второй половины 1940-х гг., а в большей степени и в первой половине 1950-х гг., складывались все необходимые условия для этого – наличие квалифицированных научных руководителей (в большом количестве они стали появляться в университетах с конца 1940-х гг.), последовавшее за этим открытие специализированных советов по защите кандидатских диссертаций в первой половине 1950-х гг. и т. п.
Но во второй половине 1940-х гг., еще до появления всех этих возможностей, проблема решалась в основном за счет прикрепления сотрудников к крупным вузам и научным институтам в городах центральной части СССР и защиты диссертаций за пределами Сибири. Особенно это актуально было для педагогических вузов. В соответствии с приказами МВиССО СССР сибирскими вузами принимались меры к прикреплению преподавателей, не имеющих ученого звания и степени, к кафедрам университетов и педагогических институтов для сдачи кандидатских экзаменов и защиты диссертаций. Если сотрудники или руководители исторических структурных подразделений не имели личных договоренностей с учеными из других городов, то пединституты, как это, к примеру, делали в ТюмГПИ, направляли личные дела преподавателей в вузы Москвы, Ленинграда и в научно-исследовательские институты АН СССР и АПН РСФСР для их рассмотрения и прикрепления своих сотрудников. Зачастую из большинства научно-образовательных учреждений ответов не следовало или давались отрицательные ответы и заключения.
Решающим фактором для дальнейшего качественного развития и подготовки квалифицированных научно-педагогических кадров для всех вузов Сибири послевоенного периода могла стать только собственная аспирантура. Одним из первых в 1945 г. право начать подготовку кадров высшей квалификации через аспирантуру получил ИФФ ТГУ от ВКВШ при СНК СССР. Факультет теперь мог открыть аспирантуру при кафедрах истории СССР и новой истории – там, где имелись сотрудники с учеными степенями и званиями кандидата наук и доцента. На каждую из этих кафедр было принято по одному аспиранту. В 1948 г. на ИФФ ТГУ обучалось уже 11 аспирантов[240]. Однако этот путь оказался слишком долгим – первая защита В. С. Флерова состоялась только в 1950 г. С прибытием в Томск в течение 1947–1949 гг. ведущих историков (И. М. Разгона на кафедру истории СССР и А. И. Данилова на кафедру истории Древнего мира и Средних веков) положение с подготовкой собственных аспирантов существенно изменилось. Появилась возможность принимать больше аспирантов. Уже в 1949 г. И. М. Разгон руководил пятью аспирантами, а А. И. Данилов – двумя, один аспирант был у И. Г. Коломийца[241].
В Иркутске лишь в конце 1940-х гг. на ИФФ появилась своя аспирантура по историческим и филологическим наукам. В 1951 г. аспирантов по этим направлениям было значительно больше в сравнении с другими факультетами ИГУ – 16 человек. При этом эффективность работы аспирантуры в силу понятных причин была еще невысокой, и большинство из аспирантов, оканчивавших обучение в аспирантуре, не защищали диссертации[242]. Аспирантура в 1949 г. была открыта и в ИГПИ, в т. ч. по истории, а в 1953 г. и заочная аспирантура. Аспирантура на рубеже 1940–1950-х гг. была открыта в НГПИ при кафедре истории СССР[243], в КрасГПИ по истории ВКП(б) при кафедре марксизма-ленинизма и в ряде других сибирских вузов. На протяжении 1950-х гг. практически при всех крупных пединститутах (за редким исключением) имелась аспирантура по истории СССР и истории КПСС.