– Я знаю, я правда знаю, каково это.
– Но… вы с Сесилией всегда были вместе.
– Уже двенадцать лет, как мы не вместе… И поначалу нам было очень тяжело. Все было против нас. После того как меня выгнали из ее семьи, я долгое время не верила, что она пойдет за мной. Я не думала, что у нее столько храбрости и что любовь ее окажется такой сильной. – Пэм вздохнула. – Мне казалось, что моя жизнь кончена… Но она так не считала. Она перечеркнула все свое прошлое, чтобы быть со мной.
Пэм улыбнулась своим воспоминаниям.
– Но Оуэн никогда не оставит Мэгги! Он слишком любит своих детей – она заберет их у него, если он уйдет, и не позволит ему видеться с ними. Если бы мы только признались друг другу много лет назад, вместо того чтобы жениться на ком попало!
– Ну да, так было бы гораздо лучше для всех. Сейчас говорить об этом легко, но факт остается фактом: вы этого не сделали. Возможно, вы просто не успели повзрослеть… Возможно, тебе нужно было сначала отпустить Вин…
– А теперь уже слишком поздно.
– Ты не можешь этого знать!
– Я знаю. Это так. Все безнадежно.
– Перестань! Ты будешь делать то же, что делала я до того, как мы с Сесилией воссоединились, и после того, как она умерла. Ты будешь ждать, и будешь любить его, и будешь пытаться убедить себя, что все может измениться. Время проходит, и все меняется. Его дети не всегда будут детьми. Очень скоро они сами смогут решать, хотят они видеть своего отца или нет. А Мэгги – местная девушка, и вся ее семья здесь. Куда она их спрячет? Да, я знаю, Оуэн всегда будет вести себя правильно по отношению к ним, по отношению к ней. Он всегда будет заботиться о них, по-другому он не может. Но однажды ты обнаружишь, что он поменял свое мнение относительно того, что правильно, а что нет; и возможно, произойдет это очень скоро.
– Ты правда так думаешь? – с надеждой спросила Френсис.
– Я лишь хочу сказать тебе, что ты не должна твердить себе изо дня в день, будто все потеряно. Никто из нас не знает, что будет завтра. А ты сильная, Френсис. Очень сильная. И никто не может помешать тебе любить его. Никто не может отнять это у тебя.
Дорогие мистер и миссис Эбнер… – написала Френсис и остановилась, вспоминая имя сестры Иоганнеса, – и Клара. Надеюсь, что это письмо найдет вас, и я прошу прощения за то, что так долго его писала. Пройдет еще немало времени, прежде чем я смогу отправить его. Но я обязательно сделаю это, как только кончится война и жизнь снова вернется в нормальное русло. Меня зовут Френсис Пэрри; я знала вашего сына Иоганнеса, когда он был здесь, в Англии, в 1918 году. Я была одной из тех маленьких девочек, которые подружились с ним, когда он прятался тут, в Бате. Мы с моей подругой Вин Хьюз обнаружили Иоганнеса в его укрытии; мы надеялись увидеть там призраков, но вместо этого нашли вашего сына. Он был очень худой и напуганный. Я не знаю, как он попал в плен, и почему посчитал нужным бежать из лагеря для военнопленных, и как он добрался до Бата. Выяснить что-либо до окончания этой войны у меня навряд ли получится, но потом, когда война закончится, я смогу навести справки. Все, что я знаю, – это то, что ему было очень тяжело: он боялся снова оказаться в лагере и больше всего на свете хотел вернуться домой. Он думал и говорил об этом и о вас очень часто.
В то лето мы с Вин несколько недель навещали Иоганнеса и приносили ему еду. Мы делали это, потому что хотели ему помочь. Поскольку мы были всего лишь детьми, для нас это было настоящим приключением – иметь такого интересного тайного друга. Не верьте, что он уговаривал нас, или угрожал нам, или запугивал, как писали местные газеты. Все это злобные наветы на него, потому что он был немцем. Иоганнес делал нам маленькие игрушки из бумаги и дерева; я уверена, вы знаете, как хорошо у него это получалось. Он называл нас своими сестренками. Со временем я начала беспокоиться, что он не может все время скрываться и что мы, дети, понятия не имеем, как помочь ему вернуться домой. Сколько раз за эти годы я жалела, что никому не рассказала о нем тогда – ни моим родителям, ни моей тете или нашей школьной учительнице, кому-то, кто смог бы сообщить о нем в соответствующие инстанции. Он был бы возвращен в лагерь для военнопленных, а после окончания войны, скорее всего, отправлен обратно на родину, как и все военнопленные. В то время война уже почти закончилась. Если бы мы только знали. Тогда я думала, что предала бы его, но если бы я только решилась заговорить раньше, то он бы не погиб. Как же я сожалею об этом!
Также я сожалею о том, что не рассказала об одном из родственников Вин, извращенце, который напал на меня незадолго до того, как он напал на Вин и убил ее. Думаю, он убивал и других маленьких девочек в последующие годы, по крайней мере, мне известно об одной из них. Я была слишком напугана, чтобы рассказать о нем, но теперь он мертв – он умер совсем недавно, прежде чем я успела заставить его сознаться в содеянном. За несколько недель до убийства Вин была сама не своя. Я думаю, она знала, что у этого человека не все в порядке с головой, и нервничала из-за того, что он все время следил за ней. Иоганнес, когда его арестовали, тоже сообщил полиции, что за Вин кто-то следил, но его и слушать не стали. К тому времени было уже слишком поздно… Как бы то ни было, мое молчание стало причиной того, что они умерли так рано. Мне говорят, что я была ребенком и не должна винить себя, но факт остается фактом: если бы у меня было немного больше мужества, ничего бы этого не случилось.
Я пишу затем, чтобы у вас не осталось и доли сомнения: Иоганнес всегда был добр и кроток со мной и с Вин и никогда не обижал нас. Он безвинно пострадал за дружбу с нами. Он не был ни извращенцем, ни убийцей.
Уверена, что вы никогда в это не верили; здесь, в Англии, в это тоже верили не все. Я уже обратилась в полицию в связи с этим и намерена добиться того, чтобы ваш сын был реабилитирован. В настоящее время это будет непросто, но я не теряю надежды. Я также надеюсь найти его могилу; может быть, когда-нибудь вы захотите посетить ее. Жаль, что у меня не сохранились те маленькие игрушки, которые он для нас мастерил; не представляю, что случилось с ними после исчезновения Вин. Я хотела бы когда-нибудь навестить вас, если это возможно и вы позволите мне это сделать. Конечно, я понимаю: мной движут эгоистические побуждения, но так уж вышло…
Мы нашли тело Вин совсем недавно, после того как рядом с ее домом упала бомба и место, где она была захоронена, оказалось развороченным. Может быть, навестив вас, мне даровано было бы ощутить, что наконец-то я нашла и Иоганнеса, спустя столько времени…
Я не прошу вас простить меня, но надеюсь получить от вас весточку.
Френсис несколько раз перечитала письмо, чтобы убедиться, что написано все, что она хотела сказать. Она не была уверена, стоит ли говорить о возможной реабилитации Иоганнеса, – накануне Френсис видела сержанта Каммингс, и надежд эта встреча не прибавила.
