Он не верит, что с корабля нет выхода. Старуха говорит, что самое дальнее место, куда она добиралась, – это палуба Е, и она не имеет ни малейшего желания туда возвращаться.

– На суше такие богатства мне и не снились, – говорит она. – Взгляни на это облачение. Лучшая русская норка. – Воздух между палубами отравлен, предупреждает она, вдыхать его нельзя. – Но я покажу тебе, как добраться до палубы Е, если опустишь пушку.

Старуха достает из сундука дыхательный аппарат, он состоит из маски для глубоководных погружений и кислородного баллона с надписью “Больница Св. Анны”. Она ведет юношу к люку, заделанному воском. Он благодарит ее и протягивает ей пистолет.

– О, тебе он куда нужнее, – говорит она. – Да хранит тебя Господь. И больше сюда не возвращайся.

Она захлопывает за ним дверцу люка.

Юноша оказывается у подножия узкой металлической лестницы. Он начинает крутой подъем и на первой же площадке валится без сил. Столько ступеней он не видел за всю свою жизнь (эта мысль выделена курсивом). Он врывается на палубу Е и падает у люка, ударяясь головой о пол. Снова громкоговоритель: Объявление для стюардов в каютном классе: офис судового казначея закрыт. Спасибо за внимание.

КООРДИНАТЫ НЕИЗВЕСТНЫ… Скачок вперед в повествовании. Ирфан Тол, четвертый механик, по-прежнему одет в комбинезон. Расставив ноги, он упирается подошвами в сетку из стальной проволоки на стенах грузового лифта. Опустить ноги он не может, потому что пол в кабине обрушился и внизу бездонная шахта. Лифт неподвижен. Лицо героя перекошено от напряжения. Кое-как выбравшись из кабины, он падает на пол в помещении, заваленном чемоданами (идентичными тому, который он нашел в первом выпуске). Вытряхивая их содержимое на пол, он наскоро собирает припасы: аптечка, фонарик, дорожная сумка, катушечный магнитофон, бутылка джина. Обнаружив чемодан с военной эмблемой, он пытается открыть его маленьким ключом (из первого выпуска?). Ключ подходит, внутри динамитные шашки, противогаз и термос. Он откручивает крышку термоса, и оттуда валит дымок сухого льда. “Проклятье!” Взяв дорожную сумку с припасами, он открывает люк в следующий отсек. Куда он попал? Внизу, за прозрачным стеклом, виднеется бассейн. Вода в нем затхлая и мутно-коричневая. Почуяв едкую вонь, он надевает противогаз.

Спустившись к бассейну, он осторожно шагает вдоль бортика. Вокруг жужжат мухи. По кафельному полу размазаны звериные фекалии. Он замечает отпечаток ботинка – не его – и чувствует чужое присутствие. (Курсивом: Здесь что-то есть… – и дальше целая страница с широкими кадрами, где помещение изображено с разных ракурсов; внутри ни души.) Опустившись на корточки возле трамплина, он разглядывает дрожащий силуэт на дне. Вода слишком грязная, ничего толком не видно (это показано сквозь запотевшие стекла противогаза). На поверхности плавают экскременты. Поднявшись на ноги, герой резко оборачивается. Что за… На него несется свора немецких овчарок. Собаки сбивают его с ног, и с мощным Бултых! на полстраницы он падает в темную вонючую воду.

(Дальше кадры выполнены в темно-коричневых тонах.) Ирфан Тол под водой, в противогазе, дорожная сумка пристегнута к нему, как парашют. Вверх устремляется поток пузырьков. Чем глубже он погружается, тем отчетливее видно то, что находится на дне, – груда сломанных мотоциклов. С деталями двигателей играет ребенок. Девочка в очках для плавания. Но тут герой начинает всплывать и теряет ее из виду. (Картинки теперь в более светлой тональности.) С бортика лают собаки. Он жадно глотает воздух. Внезапно его снова затягивает под воду: тонкая ручка ухватила его за лодыжку. Барахтаясь, он идет ко дну, к ржавой груде металлолома. Перед глазами у него возникает бледное лицо девочки. Она дышит через обычную трубку для плавания. За спиной у нее колышется очень длинная коcа. Девочка тянет его все глубже и глубже, мимо колес и рулей. В дно бассейна встроен люк. Девочка поворачивает ручку, открывает дверцу, и они проталкиваются внутрь. В полумраке падают в обшитую металлом комнату, быстро заполняющуюся грязной водой. Девочка просит помочь ей задраить люк, и вдвоем они налегают на дверцу. Поток воды иссякает. Они стоят в мокрой одежде. Герой срывает противогаз.

– Где мы? – спрашивает он.

– В цистерне для сточных вод.

Палуба H, – говорит он про себя. – Я снова внизу.

По отрывкам из других выпусков мне удалось частично проследить за развитием сюжета. Но целиком сохранившихся страниц было мало. В последних номерах кадры были выстроены смелее: наклонные прямоугольники пересекались под причудливыми углами, надписи и пузыри с текстом выходили за рамки кадров и наползали на соседние изображения. Судя по обложкам, Ирфан постепенно пробирался к верхней палубе мертвого корабля. Мизансцены на рваных страницах были уже не такими угрожающими: спортзал, полный стюардов с гантелями; бар, где подают сухой лед в бокалах для шампанского; кинотеатр, в котором крутят “Унесенных ветром” или что-то стилизованное под них. Какая мука – прочитать историю на четверть и не знать, чем все закончится.

Я собрала все страницы пятого выпуска, какие только смогла спасти. На обложке Ирфан Тол сжимал в руках зажженную динамитную шашку и гарпун. В его глазах читались отчаяние и боль. Название комикса было выжжено на потускнелой обшивке корабля, к которой прислонялся Ирфан. Как и во всех других выпусках, имя и фамилия автора были вырезаны. Я открыла титульный лист посмотреть выходные данные. Сценарист: вымарано. Художник: вымарано. Шрифт: вымарано. Цвета: вымарано. Название издательства тоже закрашено. И тут внизу страницы я заметила блеклую надпись мелким шрифтом. Невооруженным глазом ее было не разглядеть. Лупы у меня не было, и я поднесла к надписи стеклянный курант. Буквы расплылись, а затем стали отчетливее.

Текст и иллюстрации © Джо Натаниел

В столовой Назар терпеливо сидела у ног Куикмена, пока тот накладывал в салфетку ломтики суджука и яичницу. Нам не полагалось кормить собаку – это было негласное правило, за соблюдением которого директор строго следил, – поэтому, услышав мои шаги, Куикмен вздрогнул и спрятал салфетку у себя на коленях.

– А, это ты, – пробормотал он. – Напугала меня до полусмерти. – Он достал салфетку и добавил туда грецких орехов с тарелки Мак. – Знаю, что нельзя, но к черту правила… Зато на душе легче.

– Ты бы лучше подумал, что будет, когда эта острая колбаска из нее выйдет, – сказал Петтифер, наблюдавший за процессом со стороны. – Твое преступление учуют.

– И как же они докажут, что это я?