— Иди сюда. — Он взял меня за руку и снова заставил сесть. — Ты меня знаешь. И знаешь, что я никогда тебя не обижу.
Когда он привлек меня в свои объятия, я не сопротивлялась, словно внутри меня рушился какой-то барьер — он, кстати, рушился сегодня весь день, — делая меня мягкой, податливой, едва способной думать о чем-то, кроме этих объятий.
— Ты веришь в проклятия? — прошептала я, прижимаясь к его теплой груди.
— Я верю в благословения, — ответил он мне в висок. — Я верю, что в каждом проклятии есть свое благословение.
— Тебе известно, где находится палио?
Я ощутила, как напряглись его руки.
— Хотел бы я знать. Я хочу вернуть его не меньше, чем ты.
Я посмотрела на него снизу вверх, пытаясь отгадать, лжет он или нет.
— Почему?
— Потому что… — он выдержал мой подозрительный взгляд, не дрогнув, — где бы палио ни находилось, без тебя оно бесполезно.
Когда мы, наконец, вернулись к машине, наши тени уже ложились на дорожку, а воздух стал мягким, вечерним. Я уже начала беспокоиться, что мы можем опоздать на званый ужин к Еве-Марии, когда у Алессандро зазвонил сотовый. Он предоставил мне укладывать бокалы и пустую бутылку в багажник, а сам отошел на несколько шагов, пытаясь объяснить нашу таинственную задержку своей крестной.
Выискивая, куда понадежнее пристроить бокалы, я заметила в дальнем углу багажника деревянный футляр, в каких бывают винные бутылки, с ярлыком «Кастелло Салим-бени» на стенке. Приподняв крышку, я увидела внутри деревянные стружки и подумала — вот почему бокалы в багажнике не разбились по дороге сюда. Чтобы убедиться, что можно без помех положить их обратно, я сунула руку в стружку и немного ее утрамбовала. Неожиданно пальцы ощутили что-то твердое, размером с коробку для сигар.
Стоя у открытого багажника, я на мгновение перенеслась во вчерашний день и словно воочию увидела, как Алессандро вынимает такую же коробку из сейфа в стене туфовой пещеры. Не в силах противиться искушению, я сняла крышку с коробки с проворством и трепетом взломщика, совершенно не ожидая, что предмет внутри окажется мне знаком. Лишь когда я провела пальцами по находке — золотому кольцу-печатке, вдавленному в синий бархат, — правда обрушилась мне на голову.
Пораженная мыслью, что мы фактически разъезжаем где попало с артефактом, прямо или косвенно отправившим на тот свет множество людей, я едва успела сунуть коробку обратно в ящик для вина, когда Алессандро появился совсем рядом со сложенным телефоном в руке.
— Что ты ищешь? — спросил он, сощурив глаза.
— Лосьон для кожи, — непринужденно ответила я, расстегивая дорожную сумку. — Солнце здесь… просто убийственное.
Пока мы ехали, я едва сдерживалась и сидела спокойно. Он не только вломился в мой номер и назвался чужим именем, но и теперь, после всех поцелуев, признаний, разоблачения фамильных секретов, продолжает что-то утаивать. Допустим, все сказанное им — правда, но это не означает, что он сказал мне всю правду. Например, он вообще отказался объяснять, зачем проник в мой номер. Пусть он открыл несколько карт, но основную часть сдачи держал при себе.
Как, впрочем, и я.
— Что с тобой? — спросил он некоторое время спустя. — Ты все молчишь.
— Все нормально! — Я вытерла каплю пота с носа и заметила, что моя рука дрожит. — Просто душно.