— Но… — Алессандро не очень хотелось оставлять меня наедине со своей крестной, и при виде беспомощного выражения его лица я чуть не прыснула.

— Мы способны позаботиться о себе сами, — продолжала Ева-Мария. — У нас женский разговор! Давай сходи за сумками.

Несмотря на окружающий хаос и энергичную походку Евы-Марии, я на ходу прикинула размеры кухни. Мне еще не приходилось видеть горшки и сковороды такого размера или камины площадью с мою каморку в общежитии колледжа. Это была деревенски простая, чуть не крестьянская кухня, о которой мечтают многие, но, привыкнув к ультрасовременной жизни, не представляют, как на ней управляться.

Из кухни мы попали в огромный холл, куда вел парадный вход кастелло Салимбени. Это был квадратный, богато украшенный зал с потолком высотой пятьдесят футов и открытой галереей на втором этаже, как в библиотеке конгресса в Вашингтоне, куда тетка Роуз однажды водила нас с Дженис, решив совместить воспитание с питанием, пока Умберто был в отъезде во время своего ежегодного отпуска.

— Вот здесь сегодня и будет проходить наш праздник! — сказала Ева-Мария, остановившись на несколько секунд, чтобы посмотреть, какое впечатление на меня произвел ее дом.

— Умопомрачительно, — восхищенно выдохнула я. И слово бесследно растворилось под высоченным потолком.

Гостевые комнаты располагались наверху, вдоль галереи. Ева-Мария любезно отвела мне комнату с балконом, выходившим на плавательный бассейн и фруктовый сад, за стеной которого нежилась в золотом закатном свете Валь-д"Орсия. Это походило на рай до грехопадения.

— Яблонь нет? — пошутила я, перегнувшись через перила и восхищенно разглядывая старые виноградные лозы, стелющиеся по стене. — А змея?

— За всю мою жизнь, — серьезно ответила Ева-Мария, не поняв шутки, — я не видела здесь ни одной змеи, хотя гуляю по саду каждую ночь. Но если увижу, убью ее камнем, вот так! — И она показала как.

— Бух, и змей в лепешку, — кивнула я.

— Зато Сандро обитает совсем близко, — кивнула она на застекленные двери рядом с моими. — У вас общий балкон. — Она заговорщически пихнула меня локтем. — Я решила облегчить вам жизнь.

Слегка опешив, я вернулась за ней в мою комнату, в которой прямо-таки доминировала колоссальная кровать на четырех столбиках, с балдахином застеленная белоснежным бельем. Заметив мое восхищение, Ева-Мария пошевелила бровями в точности как Дженис.

— Отличная кровать, да? Эпический размер!

— Знаете, — сказала я, краснея, — боюсь, у вас сложилось превратное мнение о наших отношениях с вашим крестником.

Она взглянула на меня с выражением, ужасно напоминающим разочарование:

— Превратное?

— Я не такой человек. — Видя, что не произвела впечатления своим целомудрием, пояснила: — Мы с ним знакомы чуть больше недели.

Ева-Мария оттаяла и ласково потрепала меня по щеке.

— Ты хорошая девочка, люблю таких. Пойдем, я покажу тебе ванную…

Когда Ева-Мария, наконец, оставила меня одну, показав, что в комоде есть бикини моего размера, а в гардеробе — кимоно, я, раскинув руки, плюхнулась на кровать. В ее теплой мякоти было нечто замечательно расслабляющее. Появись у меня желание, я могла бы провести на ней остаток жизни, меняя гардероб в соответствии с живописными временами года из настенного календаря самой Тосканы. Но в целом ситуация слегка тревожила. Интуиция подсказывала, что я хожу вокруг да около чего-то очень важного, имеющего прямое отношение к Еве-Марии: не предполагаемые связи с мафией, а что-то совершенно иное, — но, хоть убей, ничего не приходило в голову, хотя подсказки воздушными шарами плясали под самым потолком, прямо у меня над маковкой. Озарению, прямо скажем, не способствовали полбутылки сухого вина на пустой желудок и мои собственные пляски воздушного шарика на седьмом небе после поцелуев с Алессандро.