Сестры сжимаются от страха. Оспинка начинает всхлипывать и глухо, жалобно подвывать.

— Эта лишь игра, когда она, — Лис презрительно хмыкает, — оставляет кости, а на следующий день сообщает, где их найти. Кто еще играет с вами?

Долька откашливается.

— Обычно это камешки, — говорит она. — Кости были только один раз. Мы больше так не играем. Уже много лет не играли.

— Я спрашиваю: кто еще?

— Заячья Губа и Луна, — отвечает Долька. — Иногда Младшая Рыжава.

Оспинка отрывает лицо от груди сестры:

— Крот. Молодые Пастухи.

— Еще кто?

— Вторуша, — говорит Долька.

Лис выжидает, его взгляд переходит с Дольки на Оспинку. Он швыряет кости в очаг и говорит:

— Расскажите своим друзьям, что Хромуша их обманывает. Она ничего не может предсказать.

Вы слышали ее признание. — Он сжимает кулаки и ревет: — Лжепророчица живет среди нас! — Сузившиеся от ярости глаза перебегают с отца на меня. — К ночи соберемся в Священной роще, — объявляет он.

Во рту у меня разливается вкус металла. Сопровождающая его белая вспышка отдается сильной болью в голове. Руки взлетают к глазницам, и я чувствую, как оседаю на пол, соскользнув со скамьи.

Я вижу матушку, переворачивающую детское место — округлое, гладкое, глубоко пронизанное венами, синевато-красное, как кусок мяса, и, что важное всего, совершенно неповрежденное. Она кладет руки на живот Хмары, ощупывая матку, уже не рыхлую, а плотную, съежившуюся до размера мужского кулака. Берет на руки новорожденную девочку, отнимая ее от груди Хмары, и дитя пронзительно вопит. «Уж ты старшим спуску не дашь», — говорит матушка.

Она вытирает с новорожденной восковидную смазку, небольшие сгустки крови. Остается лишь помыть младенца между ножек, когда в хижину врываются Долька и Оспинка. С их плащей стекают дождевые капли, раскрасневшиеся щеки облеплены мокрыми волосами. Оспинка подбегает прямиком к Хмаре и утыкается лицом в сгиб ее руки, не обращая внимания на кровь, блестящий пупок, красносинее мясо. Долька стоит у двери и трясется, озирая сцену, пока не предназначенную для ее глаз.

— Друид! — вскрикивает она и тоже начинает плакать, судорожно всхлипывая. — Он превратит нас в камни!

Матушка хватает Дольку за плечо.

— Хромуша? — спрашивает она. — Что с Хромушей? — Но Долька лишь рыдает, и матушка трясет ее, трясет так, что Хмара делает тщетную попытку приподняться с тюфяка:

— Набожа!