— К очагу, вы, все трое! — приказывает он.

Лис чуть не наступает нам на пятки; дождевая вода стекает с насквозь промокшего, заляпанного грязью плаща, который он даже не удосуживается снять.

— Сядьте там, — говорит он, указывая на скамью.

Он опускается на корточки, впивается в меня взглядом.

— Ты будешь делать так, как я скажу, — говорит он. — Сделаешь так, как я уже сказал.

Я переплетаю пальцы, зажимаю ладони в коленях.

— Давай, расскажи нам о предстоящей славе.

Я сильнее сжимаю бедрами ладони. Как объяснить ему, что я не в силах наколдовать восстание, наворожить исход, которого он ожидает!

— Не могу.

Лис лезет в суму под плащом. Когда его рука выныривает оттуда, я уже знаю, что он мне предъявит.

— С алтаря Священной рощи, — говорит он и, трепеща от предвкушения, протягивает руку.

В ней болтается змеиный скелет: в точности такой, какой привиделся мне, — белый, с узловатым хребтом, с бесконечными скобками ребер.

Лис поворачивается к сестрам — те дрожат, схватившись за руки.

— Вы слышали ее предсказание, — говорит он. — Вы всю жизнь видели, как она это делает.

Оспинка отвечает безмолвным медленным кивком.

— Объяснись, — требует у меня Лис и, поскольку я молчу, поворачивается к сестрам: — Может, одна из вас будет откровеннее?

Под его пронзительным взглядом Оспинка, заскулив, утыкается лицом в грудь Дольки.

— Я представляю себе место, — говорю я. — Место, которое я хорошо знаю, и порой…

— Представь место. — Лис выпрямляется, начинает расхаживать. — Представь себе ватагу разгневанных соплеменников. Представь, как они растекаются по гребню. Они улюлюкают, прыгают и потрясают оружием. Они выкрикивают обещания крушить и разить. — И он продолжает: — Бескрайние полчища, вооруженные до зубов…

Я знаю, что эту сцену он снова и снова проигрывал в воображении и она превратилась для него в правду.