— Можно нанять купца, чтобы повел нас. — И вновь Молодой Кузнец метнул взгляд в сторону Набожи, и ей стало не по себе от мысли, что из-за нее он даже не замечает серьезности принимаемого решения.

Старый Кузнец провел пальцем по ободку кружки.

— Хоть кто-нибудь из вас задумывался о том, что нам предстоит пересечь вражескую территорию?

— Друид обещал, что переход будет безопасным, — отозвался старейший из его братьев. — Вожди дали слово.

— Можно ли верить, что это слово достигло каждого поселения? Разве мы сами не убили бы любого жителя долины, посмевшего сунуться на Черное озеро?

— Я бы его на копье насадил! — воскликнул брат, по Возрасту близкий Молодому Кузнецу, известный бахвал, стремящийся, если верить его отцу, хвастовством возместить неповоротливость в кузне.

Старый Кузнец развел руками, словно говоря: ну вот, видите?

Пылающие поленья потрескивали и шипели. Кузнецы, сидящие вокруг костра, притихли. Набожа щеками ощущала жар огня, рукой — тепло тела Арка. Она подвинулась так, чтобы их руки соприкоснулись; большим пальцем Арк погладил ее запястье, и тело сразу отозвалось. Сладкая боль, которую она впервые ощутила в тот день, когда они копали сальный корень, вернулась в чресла. Но тут снова заговорил Старый Кузнец, и Набожа уставилась на его темные глазницы и освещенные огнем лоб и щеки.

— Говорят, что римские солдаты… — начал он.

— Говорят, что они коротышки, — встрял бахвал.

— Говорят, что они действуют одновременно, словно их боги нашептывают солдатам на ухо, — продолжил Старый Кузнец.

— Наши боги могущественнее их богов, — заявил старейший из его братьев. — Это давно доказано.

Молодые Кузнецы закивали, видимо припомнив отступление Юлия Цезаря; затем и дядья задумчиво и сдержанно качнули головами. Старый Кузнец поддержал родичей медленным наклоном головы.

— Ослушаться друида… — произнес он и понурился.

— … Все равно что рассердить богов, — закончил старший дядюшка.

— Разве мы когда-нибудь покорялись гнусным захватчикам? — воскликнул старейший из братьев.

— Разве мы когда-нибудь складывали оружие перед племенем грабителей? — подхватил бахвал. Он вскочил, рассек воздух воображаемым мечом: — Мы вернемся с дюжиной римских голов!

Чего больше было в его словах: зависти или хвастовства? Над хижиной Охотника висел череп врага, пробитый копьем старейшины семьи во время набега на племя горцев. Клан Кузнецов не мог похвастаться подобным трофеем, свидетельствующим об их отваге.

Затем поднялся старейший из братьев. Он потряс кулаком над головой:

— Мы прибьем их черепа над входом в кузню!