Майор смотрел на человечка, возмущенно ерзавшего на своем стуле. Этот карлик в его черном костюме с подтяжками, с его шляпой на коленях ужасно походил на сантона[57] и выглядел здесь так же нелепо, как монах с тонзурой, в рясе и наплечнике смотрелся бы в клубе «техно».
Ньеман подумал: ему не помешает короткий сеанс электрошока. И в нескольких словах описал камень во рту погибшего. Якоб совсем уж изумленно вытаращил глаза: судя по всему, он этого не знал.
— Вам это ни о чем не говорит? — настойчиво спросил Ньеман.
— Э-э-э… нет.
— Может быть, это ритуал, связанный с вашей верой?
— Наверняка нет. Вы путаете религию с суеверием.
Он произнес последнее слово с явным отвращением: он был глубоко шокирован. Но Ньеман искренне не понимал, почему преломить хлеб или смазать лоб елеем лучше, чем запихать камень в рот трупа. Недаром же кто-то — он уже не помнил, кто именно, — сказал: «Если вы сидите в театре и все верят в то, что происходит на сцене, значит вы находитесь в церкви».
Впрочем, Якоб тут же завел новую речь — о жизни его общины, основанной на Библии и правилах, разработанных первыми анабаптистами.
И снова этот деревянный язык — из того дерева, которое идет на распятия и ясли.
Ньеман много кого повидал на своем веку. И лжецов, и обманщиков, и мифоманов, притом не одну сотню. Он знал, чувствовал, что Якоб лжет, но никак не мог разгадать причину.
— Когда вы намерены освободить наших сезонников? — спросил наконец святоша.
— Это решит следствие.
— Но я ведь специально указал господину прокурору на то, что…
— …что урожай не должен пострадать. Я вас понял.
Якоб встал и наградил его приторной улыбкой. Как будто он собирался вернуться на свое место в витрине рождественских сантонов.
— Время не терпит, — сказал он извиняющимся тоном.
Ньеман проводил его до порога жандармерии и посмотрел ему вслед со снисходительной усмешкой, какой провожают доброго старого шута.
Возможно, в часовне Святого Амвросия действительно произошла кража. Возможно, ее целью были скрытые фрески…
Но Якоб не имел к этому никакого отношения.
Зато последующее ритуальное действо было явно адресовано ему и другим Посланникам.