— У тебя есть… только одно… решение… — невнятно пробормотал он, совсем одурманенный своим куревом.

— Ты можешь говорить побыстрее?

— Я хочу сказать… есть одно местечко… куда они могли сунуть обломки…

— Куда же?

— Зовется Хранилище. Несколько сараев… там они держат всякое барахло.

— Где это?

— Н-ну… с километр отсюда… только надо пройти внутрь Обители… в Диоцез…

— И что?..

— А то… не желаю, чтоб меня там… замели…

— Пошли!

Но Марсель уже совсем обмяк. Ивана схватила его за шиворот и силой поставила на ноги.

— Еще сто евро, когда найдем обломки!

Сезонник надвинул козырек на глаза (вероятно, он был плешив, потому что вечером, после работы, тут же менял соломенную шляпу на бейсболку) и, шатаясь, побрел в сторону Обители. Ивану передернуло при мысли о том, что она вынуждена проникнуть в Диоцез с таким спутником.

Им пришлось затаиться в леске, чтобы обмануть бдительность охраны, а затем пролезть в дыру изгороди, чтобы попасть внутрь, на главную дорогу Обители.

— Ты думаешь, мы сможем пройти?

— Ну, тут же не ГУЛАГ. В худшем случае нас оттуда погонят. Ничего, как-нибудь выживем. Сбор винограда почти закончен.

Ивана промолчала. У нее подкашивались ноги. Лесок, где она спрятала свой мобильник, находился в километре от лагеря, и ей пришлось чуть ли не бегом сгонять туда и обратно под холодным ветром через пастбище, переполошив стаю ворон. Она оставила мобильник при себе, чтобы позвонить Ньеману после этой ночной вылазки, а значит, придется проделать тот же путь еще раз, до восхода солнца. Ведь нельзя же держать телефон при себе во время рабочего дня.

Ночь была светлой — ледяной и светлой; падучие звезды пронзали небосвод, как трассирующие пули. Что-то искусственное было в этом зрелище, напоминавшем ей то ли убранство Гран-Рекса[59], который так зачаровал ее в раннем детстве, то ли «живые ясли»[60], где она неизменно исполняла роль Святой Девы благодаря своему молочно-белому личику.

Марсель еле волочил ноги, и Ивана спрашивала себя, уж не спит ли он на ходу. Эдакая сомнамбула в роли напарника — ну, супер! Правда, сама девушка тоже обессилела; она боялась, что она вот-вот рухнет наземь от усталости, но тем не менее была натянута как струна.

Она непрерывно озиралась, со страхом ожидая света фар или звука шагов. Ее успокаивал лишь вид кустов на обочине, куда можно было нырнуть в случае опасности. Кажется, она тут уже притерпелась к колючкам и крапиве.