– Я не верю, не верю, что мой верный Эмиль мог совершать такие злодейства.
– Я понимаю вас, сударыня. Но пойманный нами человек совершенно во всем сознался и весьма красочно описал, как он готовился к этой, с позволения сказать, роли. Как поджидал вас, как разыгрывал эти дикие сцены, как убегал прочь. К слову, будь вы не в расстроенных чувствах, более спокойны и внимательны, вы бы и сами его вывели на чистую воду. Весь и расчет был на вашу тонкую и нервную организацию. Перфильев знал, когда, в какой миг вас ударить, чтобы довести до безумия и страха, чтобы вы и впрямь уверовали в то, что захвачены силами зла, которые уничтожают ваших детей. И вам остается только покориться.
– А нельзя ли все же поподробнее узнать относительно смерти нашего сына? Как все же, она была случайность или злой умысел? – тихо спросил Савва Нилович и нехорошо посмотрел на жену.
– Вы помните, Юлия Соломоновна, как вы ходили навещать родственницу с больным ребенком? Вы относили ей подарок и игрушки для детей.
– Да. После этого Митя и заболел.
– Вы не ходили туда второй раз?
– Нет.
– И не посылали Перфильева?
– Нет, к чему?
– Он приходил туда второй раз, от вашего имени.
– Похвально, – зловеще вставил слово Савва Нилович.
– Да. Но только после его визита в вашем доме появилась свистулька, которая до этого была во рту больного ребенка. Точно такая же имелась ранее и у вашего сына, но он ее разбил. А тут увидел снова целую и радостно принялся играть. На свистульку никто внимания и не обратил. За исключением мисс Томпсон.
Видимо, зловещий план возник у Перфильева случайно, неожиданно. Как натура артистическая, он изощрился в коварстве. Создавалась иллюзия, что все вокруг гибнет, что не относится к вашему писательству. Не имея возможности возвыситься, стать кем-то значимым, он придумал дьявольский план овладения вами, Юлия Соломоновна. И почти добился этого. Он заразил ребенка и погубил его, внес раздрай в ваши отношения с супругом. Поселил ужас от преследования мистическим Черным человеком. Еще немного, и он бы добился своего. Он получил бы вас, Юлия Соломоновна. Безраздельную власть над вами, вашей душой и вашим творчеством!
– Как жаль, что он уже успел умереть, – рюмка хрустнула в руке Крупенина. – Вот это и есть агапэ, Юлия?
Глава сорок третья
Весна 1913 года
– Я вам не верю, – отчаянные слова Юлии пронзили повисшую в комнате тишину.
– Немудрено, я сам не мог поверить. Но, к великому моему сожалению, Юлия Соломоновна, моя служба уже давно убедила меня, что приходится верить в то, что происходят на свете самые отвратительные, жуткие, бесчеловечные события. На днях вам придется посетить полицейское управление, чтобы увидеть арестованного человека. И вы сами убедитесь в правоте моих догадок. А если вы хорошенько пороетесь в своей памяти, то наверняка вспомните множество мелких, незначительных деталей, которые ускользали от вашего понимания. Вы замечали, но не придавали им значения. Я имею в виду личность покойного Перфильева. Такие люди, маленькие, незаметные и на первый взгляд ни к чему не пригодные, оказываются порой заражены ядом наполеоновских амбиций. И когда бацилла достигает размера всего их сознания, они способны на многие поступки для самоутверждения. Он не стал известным литератором. Он не стал вам ни мужем, ни любовником. Он был обречен скакать до смерти на побегушках. У вас и вашего отца. Но он нашел изуверский способ возвыситься и тем самым утолить съедавшее его тщеславие. Я успел поговорить с ним перед его кончиной, это не была исповедь. Даже на смертном одре он не осмелился признаться в жуткой правде. Он хотел умереть и остаться в ваших глазах возвышенной, прекрасной личностью, в которую вы уверовали. Вы поддержали его игру. Это придало уверенности его замыслу. Я вижу, вы мне не хотите верить. Это и понятно, он был частью вашего творческого процесса, святая святых, продолжением вашего пера. Но если вы поразмыслите, вспомните, вы поймете, что я был прав. Господин Крупенин, похоже, верит моим словам?
– Возможно, вы и правы. Только много чести ему, наглецу, ничтожному мерзавцу, вдруг взять и оказаться после смерти эдаким красивым злодеем, я бы сказал, просто поэтом смерти!
– Савва, прекрати, это низко! – Юлия схватилась за голову.