– Господа, да дайте же Юлии Соломоновне хоть кусочек проглотить! – сказала с напускной сердитостью в голосе хозяйка. – Мне обидно! Вот и Савва Нилович ничего не кушает, и жена его! Бог знает, что станут говорить о моем доме, после не придут вовсе. Скажут, что толку приходить на обед, коли не кормят!

Гости заулыбались и все дружно застучали вилками и ножами. На несколько мгновений установилась тишина, и только звон хрусталя и столового серебра раздавался над роскошными яствами. Но тут-то и стало ясно, что хозяйка дома специально угомонила сидевших вокруг Юлии Соломоновны гостей только затем, чтобы самой наброситься на нее:

– Как поживают дети столь великой писательницы? Здоровы ли они? И как это вас хватает на все, сударыня? Я помню, девочка ваша крещена Сусанной. А мальчик?

– Я запамятовала, – сочинительница небрежно махнула ручкой. – Верней, я всегда начинаю путаться, где имена моих персонажей, а где моих близких.

Тут уж за столом и вовсе все замолчали и взирали на писательницу с большим сомнением. Хозяйка перевела взгляд на Крупенина.

– Верно, верно, – нехотя подыграл Савва жене, – она и меня иной раз называет разными именами. В основном второстепенных персонажей, не главных! Я на все откликаюсь! Привык, знаете ли!

– Да вы шутите, господа! – хозяйка вроде как оскорбилась за семейные ценности.

– Разумеется, я помню, как зовут моего сына, – мягко улыбнулась Юлия Соломоновна. – Его зовут Митенькой. – Но вы правы. Успеть быть идеальной матерью и творить так, чтобы угодить моим читателям, очень трудно, почти невозможно. Но я стараюсь, по мере сил моих.

После этих слов снова посыпались вопросы относительно продолжения нового романа, и Иноземцева поплыла в этой стихии, как огромная блестящая рыба. Хозяйка дома некоторое время прислушивалась к разговору, а потом снова выразительно поглядела на мужа сочинительницы. Он отрешенно поедал что-то, и по всему было видно, что разговор этот ему неинтересен, а может быть, и неприятен. Хозяйка перевела выразительный взгляд на свою незамужнюю дочь, сидевшую рядом с Крупениным. Она наклонилась к нему и что-то тихо и нежно проворковала. Тот согласно кивнул, воркование продолжилось.

Вот какая должна была быть у такого человека жена, думала в это время мать девицы. Домовитая, набожная. Приятной округлости, а не кожа да кости. И мозги на месте, а не набекрень. Не знать имен детей и мужа кликать каждый раз новым именем, точно собаку! И где были твои глаза, Савва Нилович? Ну да ничего, может, теперь углядишь, и в следующий раз, когда жена твоя снова выставит тебя на посмешище, подумаешь об иной половинке? Нынче с разводами проще, с такой сумасшедшей любая епархия разведет! А мужчина видный, семьянин, большой доход! И зачем он этой сочинительнице? Ей и вовсе никто не нужен, кроме своих героев. Живи с ними в придуманном мире и радуйся, или подбирай себе в супруги таких же юродивых, а хороших мужей оставь для обычных земных девиц, которые сделают их по-настоящему счастливыми!

– К чему был этот спектакль, который ты устроила за столом, Юленька? – Савва казался спокоен, но в голосе слышалось подавленное раздражение. Теперь подобные выступления на публике становились все чаще. То и дело писали в газетах об очередном ярком появлении писательницы Крупениной-Иноземцевой, которая повергла… поразила публику… ошеломила и прочее, прочее.

– Ах, боже мой, Саввушка! – жена устало надулась. – Сколько же раз объяснять тебе, что это часть моего образа! Читатель капризный пошел, ему не только сами книжки подавай, а еще и играй в некий образ, который бы ему интересен был! Что интересного в образе добропорядочной жены и матери? Скучно! Нет, разумеется, спору нет, примерный образ, но не для писательницы любовных романов! Для другого случая!

– Какого другого? Разве у нас будет иная жизнь с тобой, жена? – Савва спросил строго и серьезно.

– Ну, разве что, когда моя популярность улетучится и читатели меня позабудут, – так же серьезно ответила Юлия. – Надеюсь, что ты, любя меня, не пожелаешь мне эдакой участи?

– А какой участи мне пожелать для своих детей, и для себя, наконец? Твоего прославленного Зингибера? Нет уж, увольте меня от образа рыцаря и принца мечты! Можно я просто в счастливых мужьях побуду, а дети – при ласковой и заботливой матери?!

Супруги отодвинулись друг от друга в разные углы коляски и стали смотреть по сторонам. Ее рука покоилась на колене, обтянутом шелком юбки, и он уже не целовал страстно, как раньше, полоску нежной кожи между краем перчатки и рукавом.