– Ну так ступай, ищи их.

Мне не хотелось разговаривать с Фумели. Не по вкусу мне были всяческие грубости, что так и готовы сорваться с его губ.

– «Я теперь стану звать его Рыжим Волком» – так он мне сказал, хотя я его ни о чем не спрашивал, – заговорил Биби.

– Кто?

– Найка.

– Он издевается над рыжей охрой на моей коже, уверяет, что только женщины-ку красятся охрой.

– Правда для твоего слуха: в жизни не видел мужчину с таким цветом.

Биби остановился, нахмурил брови и глянул на меня так, будто пытался уловить что-то им упущенное, потом встряхнулся:

– А волк?

– Ты глаз мой видишь?

Выражение его лица я понял. Оно говорило: есть малость, о какой ты мне не говоришь, только мне нужды особой нет настаивать.

– Что за запах был на ведьме? Не могу определить, – сказал я.

Он пожал плечами.

– Расскажи мне еще что-нибудь, Уныл-О́го, – попросил я О́го.

Это правда. О́го говорил не переставая, пока вечер не охватил нас. И потом он говорил про то, как нас охватывала ночь. Я забыл о Фумели, пока он не забурчал, и не обращал на него внимания, пока он не забурчал в третий раз. Мы доехали до развилки дороги – налево пойдешь, направо пойдешь.

– Нам налево, – сказал я.

– Почему налево? По этому пути Квеси пошел?

– Это путь, по какому я иду. Можешь своим путем идти, если хочешь, возьми да и отвяжи свою лошадь от коня Биби. – Я слышал глухой стук копыт по земле и потрескивание веток. Я не ждал от него никаких слов. Тропа была узкой, но то был путь, а солнце почти ушло.

– Ни летучей мыши, ни совы, никакого щебечущего зверья, – бурчал Фумели.

– Что еще за сучок у тебя теперь в заднице?