Я рассмеялся:

– А ты?

– У тебя походка не такая, как у человека, кого часто в зад имеют, – сказал он.

– Может быть, ты меня не знаешь.

– Я ж не сказал, что тебя не имели в зад. Я сказал, что не часто.

Я обернулся и пристально посмотрел на него. Он пристально смотрел на меня. Я рассмеялся первым. А потом мы никак не могли смех унять. Потом Фумели сказал что-то про то, чтоб лошадь сильно не подгонять, и мы с Биби оба чуть с коней не свалились.

Не считая Соголон, Биби выглядел самым старшим из нас. И уж конечно, единственный, кто до сих пор о детях заговорил. Это унесло меня в мыслях к детям-минги Сангомы, каких мы оставили на воспитание в Гангатоме. Леопард должен был уведомить меня о том, что с ними сталось с тех пор, но пока не уведомил.

– Как тебе этот меч достался? – спросил я.

– Этот? – Биби извлек его из ножен. – Я уже говорил: от одного горца с востока, что совершил ошибку, пойдя на запад.

– Горцы никогда не ходят на запад. Давай говорить честно, подаватель фиников.

Он рассмеялся.

– Сколько тебе лет в годах? Двадцать… семь и еще один?

– Двадцать и еще пять. Неужто я такой старый на вид?

– Я бы дал еще больше, но не хотелось грубить только-только обретенному другу.

Биби улыбнулся:

– Мне по двадцать было дважды. И еще пять лет.

– Етить всех богов. Никогда не видел мужчин, что прожили бы так долго и при этом не были бы ни богатыми, ни могущественными, ни просто толстыми. Так, значит, ты был вполне взрослым, чтобы видеть ту войну.

– Я был вполне взрослым, чтобы воевать на ней.

Взгляд его скользнул мимо меня – на траву саванны (она была короче, чем раньше), на небо (на нем было больше облаков, чем раньше, хотя солнце все еще чувствовалось). Еще было и прохладнее. Мы давно уже выбрались из долины на земли, на каких до сей поры ни один человек не пытался поселиться. Биби обернулся и стал смотреть, как Фумели копается в мешке в поисках еды.

– Не знаю ни одного человека, побывавшего на войне, кто стал бы рассказывать о ней.