Зато забавно наблюдать, как призраки-китайцы, растекаясь по столу тонкой плёнкой, заглядывают в чужие карты. И на прапорщика смотреть тоже забавно, особенно в самом начале игры, когда Красный всё же снял куртку, представив на всеобщее обозрение орденские планки и нашивку за ранение. Особую пикантность добавлял орден Священного Сокровища, по традиции Российской Империи вручавшийся за выдающиеся успехи в обеспечении государственной безопасности.

Третий из играющих, командир нижегородских драгун, поглядывает на эту награду, но вопросов не задаёт из опасения получить правдивый ответ. Тут дело такое…

А прапорщик поглядывает на канделябр — всё же традиции карточных игр в гвардии нерушимы, и даже в дирижабле играют при свечах. Ещё канделябром принято бить по лицу пойманных за руку шулеров. Вот он и опасается, так как Вася заметил попытку подсмотреть карты при сдаче с помощью полированного портсигара. Детский лепет, ей богу! Когда гора выше Эвереста, хоть лбом в стену колотить, всё равно не поможет.

***Автор не даёт толкование терминов преферанса, так как на сюжет они не влияют***.

— Разрешите папироску, Апполинарий Григорьевич? — видимо ротмистр Жуков тоже обратил внимание на нехитрую уловку прапорщика, но не стал поднимать шум. — Ага, спасибо! И Василия Иосифовича угостите.

— Благодарю, Георгий Константинович, но мне матушка курить запрещает, — отказался Вася, и подвинул портсигар поближе к канделябру.

— Строга?

— Не то слово! Даже за карточную игру может без сладкого оставить.

— Это жестоко, Василий Иосифович, — в глазах ротмистра плясали смешинки. — И как вы выходите из положения?

— Всегда находятся добрые люди, готовые профинансировать мой поход к кондитеру. Не так ли, Апполинарий Григорьевич?

Прапорщик открыл рот, чтобы ответить что-нибудь едкое и оскорбительное, но Георгий Константинович побарабанил пальцами по серебряному портсигару и как бы невзначай поправил свечу в канделябре. Потом потянулся с усталым видом:

— Время, господа. Заканчиваем?

— Заканчиваем, — согласился Вася. — Я ведь до сих пор не пил чай, а матушка настоятельно требует…

— Матушка плохого не насоветует, Василий Иосифович.

— Я тоже так думаю, Георгий Константинович.

Ротмистров ошибся в пессимистических прогнозах — прапорщик Куликовский проиграл жалование не за двенадцать лет, а всего лишь за два года. А вот подпоручик Красный удивил. Он не отказался от выигрыша, но потребовал внести его в ротную кассу для поощрения нижних чинов, что непременно отличатся в предстоящих боях. Прапорщика такое требование более чем устроило, так как щадило размазанное по ломберному столу самолюбие. Благодарный Апполинарий Григорьевич до того расчувствовался, что подарил подпоручику свой портсигар вместе с папиросами. Роскошный подарок, что и говорить! Правда, при этом почему-то весьма нервно поглядывал на канделябр.

Чуть позже ротмистр Жуков объяснил причину нервного поведения. Посмеялись, конечно, но капитан пообещал себе избавиться от прапорщика при первой же возможности. Егерь, он на то и егерь, чтобы никогда, никому и нигде не попадаться. Сегодня его в такой мелочи разоблачили, а завтра что будет? А завтра он всю роту под монастырь подведёт неправильной маскировкой или природным скудоумием. В обоз, на склады, к чертям собачьим!

— Но согласись, Паша, твой подпоручик нас красиво сделал? — Жуков прикурил папиросу от огонька на указательном пальце, и выпустил дым в потолок.

— Тебе, Жора, грех жаловаться. Сто двадцать рублей не великие деньги.

— Это да. И знаешь, мне показалось, что он меня пожалел, а мог до подштанников раздеть, как того же прапора. Повезло тебе с взводным.