— Тут квартира.

— Да поедем, новая же экспедиция.

— Поедем.

Обосновались в Хатанге. А ему тут тоже: на Попигае по полгода, да на Магане, теперь вот на Майоро. Жена одна дома с двумя детьми. Терпит. Хорошие все-таки жены у геологов, терпеливые...

На Майоро Василь тоже хлебнул по самые ноздри. Летом солнце незакатное, жарища, комары, как здесь говорят, четырехмоторные, размером с небольшого воробья. Садится сразу на хобот, а потом уже на все четыре. Зимой темень, морозы за сорок. Но работа. Дали Василю старый вездеход, он его «подшаманил», привел в порядок. Пять тысяч километров ему положено, а Василь на нем восьмую тысячу добивает. Тут недавно списали старый вездеход, а корпус еще крепкий. Василь насел на начальника экспедиции Молодченко:

— Тимофеич, давай двигатель, новый вездеход спроворю.

Двигатель дали. У Василя отгулы, домой тянет, хоть умри, детей месяц не видел, а тут сварщик ненароком подвернулся, кузов надо подварить. Поскрежетал зубами, пропустил вертолет, новый вездеход отлаживает.

Зимой тут тяжело. Одно хорошо — ездки на дальние буровые по зимнику. Опять же зимник кто прокладывает? Вездеходчики. А проложить его тоже надо с умом. Жалко тундру утюжить вдоль и поперек. Иной раз глянет Василь с вертолета, когда на Майоро из Хатанги летит. Боже ты мой, что ж с землей-то делаем — вся в шрамах. Потом скажут: геологи, мол, прошли. А ведь один раз по тундре пройди — десять лет ничего не растет. Вот и приходится как ни трудно, в один след, чтобы не поранить землю.

Они живут с Геннадием Холкиным в уютном балке. Этот балок Холкин еще с Есея привез. Дружно живут. Жили еще лучше. Зимой как-то Василь подобрал трех волчат. Из соски выкормили. Так и ездили с ним в вездеходе.

Привыкли. Двух подарил друзьям, а Малыш остался. На привязи держал. Потом так ходил, все Василя из рейса встречал. Недавно матерый волк, все в округе ошивался, увел Малыша в тундру. И чего ему, Малышу, недоставало среди людей?

Может, того же, что и самому Василю, когда он уезжает в отпуск к родным, на юг. Отпуск-то северный, он длинный. Погуляет Василь, повидается с друзьями и тянет его в тундру. Черт знает что — южный же он родом-то человек.

Иной раз сидит там у себя на юге и вспомнит: мороз, метель, а надо выезжать на буровую. А тут еще нелады с гусеницей. Он долбает кувалдой из последних сил. Выходит начальник экспедиции Молодченко, Георгий Тимофеевич:

— Дай-ка я.

— Ладно вам.

— Дай, тебе говорю.

И сам начинает махать. Ему-то что, Молодченко — начальник все же. Его-то что, чистого, так сказать, геолога, заставляет тут уродоваться? Наверное, то же, что и того запомнившегося сухонького старика — долганина, голос которого так и стоит до сих пор в ушах: «Вставайте!»

Тут еще вспомнит Василь, как выходит на порог столовой их повар Володя Безруких, и стараясь перекричать пургу, приглашает в который раз:

— Мужики, завтрак стынет. Я ж вам блинов испек.

И так защемит сердце, так потянет на Майоро.

А потом они с Молодченко в теплой столовой едят блины, и начальник экспедиции делится с Василем своими мыслями. Мысли эти важными кажутся Василю оттого, что вот Молодченко посвящает в них его, простого вездеходчика Василя Чупилко. На Таймыре, в этом неоглядном регионе, несколько разрозненных геологических экспедиций. У каждой свое хозяйство, свое направление: одни ищут нефть, другие газ. Не лучше ли создать здесь какое-то управление, которое бы координировало их усилия, и отдача, и польза была бы большей.