— Но люди пойдут за тобой?
— Я поговорю с коммунистами. Они поймут.
В этом видится открытая, честная нравственная позиция Владимира Пилова, его способность поступиться личным во имя блага людей, рядом с которыми он живет и трудится.
Когда бюро райкома решало вопрос о том, кому готовить теперь уже отчет самого Маргушева на пленуме, Машуков назвал сразу же Пилова. Надо было провести большую работу с тем, чтобы отчет этот помог не только самому Маргушеву, но и каждому члену райкома.
Поехали в Залукодес Пилов и председатель соседнего колхоза Гончаров Александр Николаевич. Маргушев как глянул на Пилова, так подумал: «Ну и хитрющий. Этот даст прикурить». Долго они изучали работу Маргушева. Гончаров, когда в правлении напоследок подводили итоги, все сводил к хозяйственным делам. Пилов пошел дальше. Он говорил — вот тебя, Маргушев, избрали в партийный комитет. Комитет этот— руководящий орган всей районной партийной организации. Понимаешь — всей. А ты дальше своего председательского носа ничего не видишь.
Сидит Маргушев, слушает Пилова, думает про себя: «Нет, совсем не хитрый человек Пилов... Открытый человек Пилов...»
Этот разговор об осознании каждым членом райкома личного долга был продолжен на пленуме райкома.
Рассказывая о Пилове, мы не случайно вернулись к истории Маргушева, так же, как не случайно вспомнил о Пилове секретарь райкома. Судьбы всех этих людей, много лет работающих рядом, так тесно переплелись, что иной раз, размышляя над жизнью района, Машуков думает о нем как об одном целом, где от работы каждого зависит судьба его товарища рядом. Соединение мыслей, жизненного опыта, знаний, усилий каждого члена райкома — вот та сила, которая помогает райкому принимать обоснованные решения и всем миром работать над их выполнением.
НАРТСАНО. Эльбрус вдруг насупился, закрывшись облаками, и стал похож на старого черкеса в съехавшей на глаза папахе. Дорога взбиралась все выше в горы. Она вела в Долину нарзанов. По-кабардински слово «нартсано» означает напиток богатырей. Есть такая легенда о человеке, хлебнувшем нарзана из источника и сразу обретшем богатырскую силу. Так вот, эта самая Долина нарзанов находится на территории Зольского района. А неподалеку от нее — пастбища колхоза «Псынодаха». Может, чаще, чем в других местах, бывает здесь Машуков.
Он приехал, когда кончалась утренняя дойка.
Глядя, как ловко доит корову смуглый парень, ничуть не смущаясь этим, еще недавно считавшимся не мужским занятием, секретарь подумал, что вот, наконец, решили они проблему с доярками, и всем этим обязаны, пожалуй, больше всего Любови Озроковой.
У нее трудно сложилась судьба: она не захотела жить по старым дедовским законам и ушла от мужа с двумя детьми. Работала дояркой.
— Сначала со злости хорошо работала, хотелось доказать, на что способна, горе в работе топила .., — рассказывала она. — Ну вот, а потом работа понравилась. Полюбила я работу...
От своей группы коров она надаивала по три тысячи килограммов молока. Злые языки стали поговаривать, что у нее, мол, коровы отборные. Озрокова предложила перемешать коров. Взяла себе, какие достались. И опять у нее самые высокие по району надои. К тому времени стала она членом райкома. Избрали, честно говоря, по традиции: женщина, мол, передовая доярка.
Озрокова здраво поняла свою роль теперь уже в новом качестве. Она говорила с председателем колхоза Хамидом Машуковым, человеком, остро чувствующим новое, о том, что вот старятся доярки, молодежь не хочет идти на ферму, а жить-то мы должны с заглядом вперед. Давайте тверже держать курс на механизацию ферм. Тогда и девчата пойдут, труд-то облегчится. И ребята тоже, потому что теперь при механической дойке профессия становится не только женской, а скорее наоборот...
Та самая ферма, на которую приехал сегодня Машуков, вовсе уже не ферма, а прямо-таки фабрика молока. Здесь достигли высоких надоев. Любовь Озрокова, ставшая инициатором повсеместного внедрения электродойки, по поручению райкома ездила в другие хозяйства. И не только делилась опытом работы, но пробивала идею механизации ферм. Теперь они в районе не новинка. Озрокова и ее последователи подготовили себе хорошую молодую смену.
Но что ж так озабочена доярка, когда они ходят с секретарем, и он расспрашивает ее о жизни, о работе.
— Один разговор меня обеспокоил, Баразби Шамсатдинович, — делится Озрокова. — Работает со мной девчонка дояркой, да вы ее знаете, — Люда, тоненькая такая... Работа у нас какая: с утренней до вечерней дойки — уйма свободного времени. А куда его девать? Ну, телевизор есть, радио, книжки. Но молодежи-то тут вон сколько, и времени свободного у нее стало больше. Вот говорю я этой самой Люде: «Ты почему не учишься? Тебе восемнадцать лет, а образование всего восемь классов». Она очень серьезно отвечает: «Зачем мне учиться? Сама я получаю двести рублей, наш заведующий окончил университет и получает столько же». И многие так рассуждают. Тут, по-моему, есть над чем поразмыслить...
Машуков любит ездить на Зольские пастбища совсем не потому, что неподалеку источники богатырского напитка «нартсано». Слушая размышления людей о жизни, о работе, вникая в их мысли и заботы, он будто набирается новых сил.
Белая от седой пены речка грохочет навстречу. Гигантские склоны каменных глыб стискивают ущелье, оставляя узкую полоску для дороги. Трудна дорога в горы. Все вверх и вверх. И только тот, кто умен, настойчив и упорен, кто умеет смотреть далеко, тот обязательно достигнет вершины. Ну что ж, размышляет секретарь, нам далеко еще до вершины, но мы заметно продвинулись вперед. Мы на пути к ней. А в пути на вершину он, старый альпинист, знает — главное, чтоб в связке были верные, крепкие и надежные люди...