Они вышли на улицу вдвоем — Козловский и Тихонов, и, садясь в машину, директор еще раз повторил:
— Неужели ничего нельзя?
Тихонов молчал. Он вообще великий молчальник. Только когда прощались, спросил:
— У Быкова как?
— Стоит, как и ты. Все стоят...
С Быковым Тихонов соревнуется.
Сереньким преддождливым днем я взбирался по сопке вверх, на лесосеку, разыскивал Тихонова. Путь лежал по крутому склону через старые поваленные деревья, валуны, сквозь густые заросли кустарника. Заедали слепни, потом пошел дождь. На самую вершину к рабочему месту я добирался не меньше часа. Одежда была насквозь мокрой от дождя и пота, бешено колотилось сердце.
— Вы-то, наверное, привыкли? — спросил я Тихонова.
— Да, — улыбнулся он. — Вот так идешь: на плече пила двенадцать килограммов, у помощника — балон с горючкой. Доберемся и полчаса отходим на траве...
Но разговор этот состоялся значительно позже. А в тот раз после отъезда директора Тихонов, никому ничего не говоря, взвалил пилу на плечо и полез на лесосеку. Мокрая одежда прилипла к телу, ноги скользили по мокрой глине, несколько раз он падал, сползал вниз по раскисшему склону, но все равно упрямо шел вперед. Он добрался до лесосеки в полном изнеможении, ни о чем не думая, но отдыхать не стал. Запустил пилу и стал валить деревья...
Рубить лес на Дальнем Востоке — это не то же самое, что, скажем, где-нибудь в Вологде, Костроме или Тюмени. Во-первых — сопка. К ней еще пробейся: от главной дороги тянут вспомогательную дорогу по распадкам со склона на склон, прорубаясь сквозь лес, убирая тяжелые валуны. А добравшись к подножию, начинают ставить центральный волок: делают просеку, корчуют пни, убирают крутые валуны. Это по нему сверху будут спускать лес на склад. Иной раз сопка так крута, что волок вьется по ней серпантином. А вывозка древесины с делянки? Смотришь иной раз, как тяжело груженная лесом машина карабкается по склону — кажется, ведь вот-вот сорвется. Но нет — потянула. Дождь здесь — гиблое дело: развезет дороги, «плывет» волок, нога скользит на мокром дереве, на голом валуне, дождь вперемешку с потом заливает глаза.
Тихонов валил лес второй час, пока не забрался сюда мокрый и злой тракторист Михаил Мареев:
— Ну чего ты разошелся? С умом же надо: валишь, а вывозить кто будет? — Переводя дыхание, сообщил: — Горин на партсобрание зовет.
— Какое еще собрание?
— У него спроси.
Сергей Горин был у Мареева чокеровщиком, и Мареев недоволен, что тот послал его наверх, но отказаться в этом случае не посмел.
Собрались в маленьком красном вагончике у самого подножья сопки. Было трое: Тихонов, Горин, тракторист Владимир Ворсин. Еще один член партгруппы Саша Коршунов отсутствовал: его послали на курсы. Президиум не избирали, протокола не вели. Решили работать. В любую непогодь, изо всех сил. За технику отвечает Ворсии, за людей — Тихонов. Все. Когда вечером возвращались как обычно домой и с «уса» выехали на хорошую дорогу — тут меньше трясло — Горин сообщил всей бригаде решение собрания. Виктор Лебедев, тракторист, заявил:
— Я так понимаю, что вся надежда на механизаторов.
Утром в поселке, на обычном месте у автобуса, который отвозил их на делянки, собрались не сговариваясь к шести вместо семи, как всегда.
Опять лил дождь. Но они работали. В этот день Тихонов меньше ходил по делянкам. Валил лес со всеми. Брал топор и помогал сучкорезам. Какая-то непонятная злость в нем сидела: ага, непогода, нельзя. Так вот же тебе, будем рубить, и возить будем. Кончал одно дерево и, не отдыхая, принимался за другое.