— Что-то не так у нас, Федотыч?

— Все так. Людей надо повернуть: разъяснить, убедить.

— То-то нелегко...

Директор завода не уставал на всех совещаниях «поднимать» литейщиков. А дела говорили сами за себя: производительность в цехе падала. На профкоме Олейника просто отругали:

— Вы нам всю картину портите. Были у нас «маяки», где они теперь? Своими новациями вы у них выбили стимул.

После очередного такого разноса грустный сидел у себя в кабинете Иван Федотович Олейник. В тот день как раз исполнилось ровно тридцать лет — день в день — как он пришел на завод. Был плавильщиком, формовщиком, мастером. Семнадцать лет, как в этом кабинете. Тоже ведь не для себя, на завод работал. И вот — итог.

За стеной гудел цех. Беспрерывно звонил телефон, заходили люди. Олейник машинально отдавал распоряжения, думая совсем о другом. Позвонил секретарь парткома: поздравил с юбилеем. «Надо ж, не забыл», — подумал Олейник. Поговорили о делах. Авраменко знал о разносе на профкоме.

— Не расстраивайся.

— Как тут не расстраиваться — дело валится.

— И все-таки бригадный подряд не бросим, — настаивал секретарь. — Это наше будущее. Главное в этом деле — единомышленники. Коллектив надо сколотить.

Как раз после этого разговора заглянул Павел Белза:

— Иван Федотович, ухожу с завода.

— Что случилось?

— Обстоятельства у меня. Сами знаете, живу на частной квартире сам шестой. С жильем не светит.

Олейник, припомнив разговор с парторгом о единомышленниках, сказал:

— А я так на тебя надеялся...

Павел стал объяснять, что собирается опять в плавание, чтобы заработать денег на кооперативную квартиру. Олейник слушал его молча. Тоже парня можно по-человечески понять, и ничем не поможешь — на заводе трудно с жильем. И продолжая думать о своем — о разговоре на профкоме, о том, кем заменить теперь Белзу, грустно улыбнулся: человек мир повидает, а мои моря-океаны все тут, видать.

— Вернешься?

— Вернусь, — не очень уверенно пообещал Павел...

Потом он плавал, изредка писал письма хлопцам на завод из экзотических стран. Один раз, приехав в отпуск, подарил Олейнику диковинную маску из черного дерева, которую тот не знал куда девать. О литейном говорили мельком: чувство вины не оставляло Павла.