Счёт этот был оформлен на имя Мерси Амбердейл.
Мерси неуклюже шагнула к ближайшей табуретке и плюхнулась на неё. Договор заключался пятнадцать лет назад, то есть тогда, когда Мерси только что поступила на воспитание к Валентину.
После того как ей наконец надоело всматриваться в её собственное имя и прокручивать в голове одни и те же – совершенно нелепые, надо сказать, – предположения, она дрожащими руками отложила оба листка в сторону, заставила себя отвести от них взгляд и обратилась к другому конверту, который Седжвик подал ей с крыльца.
Он был розовым, из бумаги тонкой выделки. В середине красовалась сургучная печать с инициалами:
Сломав печать, Мерси вынула из конверта листок веленевой бумаги. Тёмно-синими чернилами изящным женским почерком на ней стояло:
Глава пятьдесят первая
Мерси привыкла ни с кем особенно не делиться тем, что занимало её мысли, поэтому она никому пока не стала сообщать о новых обстоятельствах, которые выяснила из обоих писем. Вероятно, понять, что представляет собой Бенджамин Каттер, было проще всего через его истории, и Мерси решила в ближайшие же дни навестить Флоренс и попросить её одолжить ей пару выпусков «Грошовых ужасов» с произведениями Каттера. Кроме того, Флоренс могла бы рассказать ей то, что она сама знала о Каттере.
Что же касается приглашения посетить резиденцию Ферфаксов, то после некоторого размышления Мерси решила принять его. Завтра она напишет Фионе Ферфакс ответ, а там будет видно.
Однако в этот вечер она ограничилась тем, что вместе с Филандером и Темпест расчистила на чердаке место, где её друзья могли бы обосноваться на первое время. Они разобрали старую кровать Мерси на доски, сложили их во дворе, перетащили сундук с её пожитками в спальню на втором этаже, где девушка разместилась в качестве новой хозяйки, и сдвинули в сторону многочисленные стопки книг. И для Филандера, и для Темпест переезд к Мерси символизировал начало новой эры: впервые в жизни им не нужно было делить комнату с другими членами своих семей. И хотя Мерси испытывала некоторые угрызения совести, поселив юную парочку в неустроенности и тесноте, – им же обоим чердак «Либер Мунди» казался по меньшей мере дворцом.
Сердечная книга Темпест наконец просохла: её страницы и обложка остались покорёженными, но Темпест постоянно носила её при себе, чтобы упражняться в различных библиомантических фокусах. Однажды ей удалось перенести красочные картины, возникавшие в её воображении при чтении, на косую кровлю чердака; в другой раз она заставила персонажей книги заговорить так громко, что обеспокоенная Мерси прибежала снизу, вооружённая своей сердечной книгой и кухонным ножом – на всякий случай.
Филандеру было ясно, что его библиомантическим способностям никогда не суждено подняться выше фокусов с «Грошовыми ужасами», однако это ничуть не беспокоило его. Напротив, он раздулся от гордости за Темпест, когда она одной лишь силой мысли заставила стопку книг выписывать в воздухе кренделя. Через несколько минут стопка таки обрушилась, подняв тучу пыли и увлекая за собой другие книги, словно костяшки домино, однако Мерси призналась ей, что ей самой для подобных экзерсисов пришлось несколько месяцев заниматься под присмотром Валентина.
Часы должны были пробить полночь, когда Мерси наконец пожелала обоим спокойной ночи и по скрипучей лестнице спустилась с чердака. Баловство Темпест с книгами немного отвлекло её от занимавших голову мыслей, но она не была уверена, что этой ночью сможет заснуть. Прежде чем лечь, девушка тщательно проверила все печные заслонки в доме, хотя и прекрасно понимала, что они не защитят её от Александрийского пламени, если ему вздумается нанести ей визит.
Собираясь наконец подняться в спальню, Мерси ещё раз внимательно оглядела лавку. Она как раз нажала на дверную ручку, чтобы убедиться в том, что дверь заперта, когда заметила в переулке напротив лавки чью-то фигуру. В этот поздний час переулок был пуст, и только на противоположной его стороне стоял человек в длинном пальто с непокрытой головой. Облокотившись о стену, он смотрел в её направлении.
Отперев дверь, Мерси выглянула наружу. Стало ощутимо прохладнее, сгустился ночной туман, в клубах которого переулок едва просматривался в обе стороны. Паб «Ветчина» уже давно закрылся. С соседних улиц доносился приглушённый цокот копыт и невразумительная болтовня пьяного гуляки.