Смена подходила к концу.
Еще один дубль…
Тарковский выбежал из-за пульта в павильон:
– Слушаем! Включилась запись…
Голос Анатолия был глубоким, скорбным, насмешливым и саркастичным… Он вбирал в себя столько оттенков, столько нюансов, каких не было ни в одном из предыдущих дублей. Голоса других актеров показались мне плоскими, однотонными… Но ведь это так и надо для эпизода!
– Вот, умеешь ведь! – Тарковский улыбался. – Натюрлих? Ах, Толя, плохо у тебя с иностранными языками. А вот с русским – замечательно! – он хлопнул в ладоши: – Смена окончена!
Мы вышли в коридор, закурили.
– Как? – спросил Толя.
– Понимаешь, сначала мне хотелось набить ему морду. Мне казалось, что он просто издевается… С другими актерами так, как с тобой, не работает, а на тебя навалился… Но, Толя, последний дубль действительно получился прекрасным!
– Вот-вот, другие-то не могут столько терпеть, ты это верно заметил. А надо терпеть, Леша, профессия такая… Знаешь, не пойдем мы ни в какие гости, очень лечь хочется.
Ехали мы на студийной машине. Тарковский шутил, смеялся. Вел он себя так, как будто не было тяжелейшей смены, как будто он ни с кем не спорил и не вступал в острейший конфликт, который в любую минуту мог обернуться скандалом. Но страсти кипели внутри, никто не взорвался, если не считать выпадов техников.
– Ну, до завтра, – попрощался режиссер. – Учти, Толя, там текст сложнее. А может быть, и проще! – он засмеялся и вышел из машины. Одет он был в лыжную шапочку с помпончиком, в приталенный тулуп, в сапожки. Усы воинственно топорщились, а глаза блестели.
Когда-то мальчишками мы с восторгом смотрели фильм «Путешествие будет опасным» – так в нашем прокате назывался знаменитый вестерн Джона Форда «Дилижанс». Там индейцы ведут охоту за белыми, которые совершают рейсовое путешествие в дилижансе. До последней минуты зритель не знает, что будет с пассажирами.
В «Сталкере» «охоту» за человеком, как точно определил Анатолий, ведет совесть.
Герои прорвались, рискуя жизнью, в Зону. Они садятся на какую-то брошенную дрезину, едут… Бесконечно длинный план – герои смотрят по сторонам, камера внимательно наблюдает за Писателем. Лицо его как будто равнодушно, измучено похмельем, невзгодами, сомнениями… Но в глубоких глазах есть еще и любопытство первопроходца, и удивление, и ожидание: что же там, за дымкой, за рассеивающимся туманом – неужто действительно необыкновенная страна? Неужто действительно в мире существует чудо? Неужто можно стать его свидетелем?
П и с а т е л ь. Послушайте, Чингачгук, вы ведь проводили сюда много людей…
С т а л к е р. Не так много, как мне хотелось…
П и с а т е л ь. Ну, все равно, не в этом дело. Зачем они шли сюда? Чего они хотели?
С т а л к е р. Скорее всего… счастья…
П и с а т е л ь. Везет же людям. А я вот за всю свою жизнь ни одного счастливого человека не видел…