И приезжал, и уезжал Анатолий внезапно. Только задумаем какое-нибудь «грандиозное» дело, вроде навеса над верандой, как вдруг телеграмма. У киноработников всегда «горит», все надо делать скорей-скорей, сию минуту. Выработался даже особый тип среди директоров групп, ассистентов режиссера (это по преимуществу женщины). Они умеют проходить сквозь стену, доставать птичье молоко. Сначала мама умилялась, даже несколько заискивала перед этими людьми, а потом стала их тихо ненавидеть.

…Роли, которые Анатолий сыграл в это время, были разными. Он выделял рыбника Йоста в «Тиле Уленшпигеле».

– Понимаешь, разобраться в природе зла не менее интересно и важно, чем в природе добра, – говорил он. – Ведь если конфликт между хорошим и очень хорошим, то это будет не произведение искусства, а манная каша для дистрофиков. Особенно настаивают на показе только хорошего, как правило, конъюнктурщики, люди серые и бесталанные. Они очень оперативно «откликаются». Чтобы дать им по рукам, надо, конечно, иметь смелость. И мужество. А если добро сталкивается со злом, значит, есть настоящий конфликт. Хочешь не хочешь, а надо хотя бы заявить проблему. А если начинаешь играть негодяя, то надо отыскать причину, почему он стал таким. Чаще всего злобным становится человек, совершивший какую-то гадость – вольно или невольно… Рыбник в романе – вообще олицетворение зла, и мне было интересно создать образ, который читался бы и как философское обобщение…

Примерно так он рассуждал. Картина режиссеров Алова и Наумова во многом ему нравилась – стилем, колоритом эпохи, серьезностью изображения человеческих страстей. Жаль, что в окончательном варианте фильма роль Рыбника оказалась сильно «урезанной».

Сразу за нашей дачей поднимался довольно высокий холм, и, забравшись на него, мы любили сидеть и смотреть на долину, зеленеющую внизу, на горы, вид которых никогда не надоедал.

Вспоминали, говорили о будущем…

– Ролька одна будет у меня интересная, – сказал как-то Анатолий, – настоящее приключение!

– Ты будешь отважный герой-разведчик. Взломаешь сейф, пройдешь сквозь огонь, воду и медные трубы…

– Почти угадал, – он улыбался. – Вода будет, труба тоже… И сейф… Только я не стану его открывать, скажу монолог перед закрытой дверью – и уйду.

– Сказка, что ли? Можешь яснее сказать?

– Яснее пока сказать трудно… Но знаешь, чем это приключение будет отличаться от других? Нет? Тем, что охоту за нашими героями будет вести совесть! Вот так. Батька Гринько будет играть такого многоопытного профессора, Саша Кайдановский – проводника нашего, а я буду писателем… Так что сейчас, можно сказать, изучаю материал, – он толкнул меня и засмеялся: – Пошли, Толстоевский!

Батькой еще с первого своего фильма Анатолий звал Николая Григорьевича Гринько. Этого замечательного артиста он очень любил, и тот платил ему тем же.

Речь Толя вел о «Сталкере». Предполагалось, что съемки будут в Средней Азии, где-нибудь в пустыне. Но Тарковский, как обычно, принял неожиданное решение, выбрав натуру в болотистой местности под Таллинном, где находилась заброшенная электростанция.

Телеграмма пришла, как всегда, внезапно, и в тот же день Анатолий улетел в Москву.