– Да к черту здоровье! Жизнь и здоровье совершенно несовместимы, – выпалил Престон. – Кардиолог запретил курить, пить, есть мои любимые блюда, даже кофе! Я его спросил, могу ли я дышать. Абсурд! Я не продержусь на его диете и дня.
– Понимаю. Я тоже не помешан на здоровье. Вероятно, скоро придет расплата.
– Ладно, Майк, ты еще молодой, рано тебе расплачиваться по этим счетам. Предлагаю заказать бутылку вина и отпраздновать твое возвращение. Идет? – обрадовался шеф подходящему поводу изменить диете.
– С удовольствием. Да и медицина вроде бы на стороне вина, особенно красного.
Официант принял у нас заказ, и мы с Престоном углубились в беседу.
– Знаешь, Майк, – вздохнул шеф, – я, наверное, скоро стану суеверным, как моя соседка, которая чему только не верит и каким только богам не молится. Она и мантры по утрам распевает, и католическую Пасху отмечает, на картах Таро подружкам гадает, мне рассказывает про високосный год, а этим летом с группой паломников колесила по Святой земле.
– Сильно сомневаюсь, что вы последуете примеру вашей соседки. К чему вы клоните, Престон?
– Шутки в сторону, но такого хренового года я не припомню! Тут начнешь верить не только в конец света, но и в черта лысого, честное слово.
Я наконец догадался, о чем он.
– Вы имеете в виду плачевное состояние экономики?
– Ты прости меня за каламбур, но я бы скорее назвал это нестоянием, а будем ли мы иметь что-либо в виду после этого кризиса, покажет время. Хотел бы я знать, куда смотрели эти придурки на Уолл-Стрит. Подумать только, как мы дожили до банкротства «Голдман Сакс» и «Морган Стэнли»! – возмущался шеф.
– Да, кризис неизбежен. Вероятно, государству придется взять на поруки всю банковскую систему.
– Боюсь, что так, Майк. Ходят слухи, что Бен Бернанке и Генри Полсон[12] работают над законопроектом о поддержке банков. Я лично сомневаюсь, что республиканцам это будет по душе и конгресс одобрит закон. Ты что думаешь?
– Да, я тоже слышал про законопроект, но при такой заварухе не берусь строить прогнозы относительно конгресса. Например, сейчас многие кинулись обвинять во всем сам капитализм.
– У нас любят бросаться из крайности в крайность. Никто не спорит, что кризис выявил ряд недостатков в современной рыночной экономике, и у капитализма, несомненно, есть своя ахиллесова пята, но пока никакой другой альтернативы ему нет.
– Это правда, босс.
– Ну а как тебе августовская война Путина? – ухмыльнулся Престон.
– Кажется, русско-грузинский конфликт окрестили Пятидневной войной.
– Ну, как бы ее ни окрестили, Майк, а суть одна. Россия не хотела допустить вступление Грузии в НАТО, рассчитывала сменить руководство страны и прекратить транзит нефти через нее. В результате республика лишилась около двадцати процентов территории – земель, которые большинство грузин считает своими.
– В свою очередь, Россия приобрела два формально независимых квазигосударства, которые, кроме нее самой, признали только Никарагуа, Венесуэла и ХАМАС, которое само не является государством, – подхватил я. – Россия вернула себе советский имидж агрессора, что, конечно, тешит национальное самолюбие, но бизнесу и дипломатии только вредит.