Я работал над статьей в лэптопе, который практически всегда носил с собой. Представьте мою реакцию, когда в последний день форума республиканцев мой лэптоп исчез. Мои поиски в номере отеля, машине, а также в пресс-службе конгресс-холла для аккредитованных журналистов не дали никакого результата. Расспросы коллег и сотрудников гостиницы, обращение в бюро забытых и потерянных вещей тоже не увенчались успехом. Напрашивался только один вывод: лэптоп украли. Но кому, черт возьми, понадобился мой старенький «Эппл», и почему его решили украсть именно сейчас?
Безусловно, я все дублировал, поэтому не паниковал относительно последней статьи или другой ценной информации; к тому же лэптоп был защищен сложными паролями, хотя для серьезных хакеров любые пароли – просто смех. Больше всего меня озадачила причина кражи. Будь это простой воришка-обыватель, вероятно, он выбрал бы модель подороже, более новую, чем моя, да и украсть значительно легче в магазине, кафе, метро, наконец. Профессиональный шпионаж я тоже исключил, потому что был уверен в том, что ни я, ни информация в лэптопе не представляли никакой ценности для моих коллег-журналистов, работавших в других средствах массовой информации. В результате оставался только один вариант – психологический шантаж, цель которого была мне непонятна.
Исчерпав все разумные доводы, я решил, что, как бы мне ни хотелось забыть странные происшествия уходящего лета, а именно: слежку за мной в Сан-Франциско, прокол шин моей машины на парковке и нелепую корреспонденцию, – объяснить пропажу лэптопа можно было, только сопоставив все эти гнусные инциденты. Становилось вполне очевидным, что все это было делом рук какого-то злоумышленника, который то ли выполнял чьи-то указания, то ли действовал в одиночку. Я понимал, что меня хотят напугать, доставить мне неприятности и вывести из себя, но не мог логически объяснить причину этих домогательств. Чего мои недоброжелатели хотели взамен? Я – журналист, а не разведчик или гангстер; не миллионер, не знаменитость, не известный ученый, а просто обычный репортер.
Поскольку лэптоп принадлежал газете, то я не мог больше рассматривать происходящее как личную проблему и скрывать эту историю от Престона. Я обязан был сообщить о краже шефу и, если он сочтет нужным, заявить об этом в полицию.
Я позвонил Престону и рассказал ему о пропаже лэптопа, о том, что вот уже два месяца меня кто-то шантажирует. Шеф предложил пока не обращаться в полицию, а по возвращении в Сан-Франциско заглянуть в офис и получить новый лэптоп у Кейт. Кроме того, он обещал на всякий случай справиться у своих источников относительно профессионального шпионажа, хотя мы оба согласились, что это довольно слабая версия и она вряд ли поможет нам напасть на след злодеев. В конце нашего разговора шеф по-отцовски посоветовал мне быть осторожным и высказал мысль об «охотниках за головами», которые, в отличие от рекрутеров, занимаются поиском и переманиванием успешных сотрудников, не заинтересованных в перемене работы. Я сомневался, что «охотники за головами» будут использовать такие нелегальные методы, да и потом, зачем им запугивать меня, если они всего лишь хотят предложить работу в другой компании? Тем не менее здесь было о чем подумать.
Накануне моего отъезда я отправился на вечеринку, устроенную для журналистов по случаю завершения работы съезда. После изнурительного форума, нескольких интервью, бесконечных дедлайнов и цейтнота я чувствовал себя изможденным, и больше всего в последний вечер в Сент-Поле мне хотелось немного расслабиться.
– Майк? – окликнул меня незнакомый мужской голос, как только я поудобнее устроился за барной стойкой и заказал скотч.
Ко мне подошел высокий статный мужчина средних лет с выразительными черными глазами, в глубине которых таилась легкая насмешка.
– Не думаю, что мы знакомы, сэр, – ответил я, не сомневаясь, что мужчина ошибся.
– Вы Майк Стивенсон, не так ли?
– Да. Я – Майк Стивенсон, хотя, вероятно, у меня много однофамильцев. «Стивенсон» – довольно распространенная фамилия, знаете ли.
– Согласен, но я действительно хотел бы поговорить именно с вами, и могу заверить вас, что здесь нет ошибки. Позвольте представиться: меня зовут Алекс Кросс, я представляю интересы газеты «Дейли». Мне бы очень хотелось побеседовать с вами с глазу на глаз об одном серьезном предложении. Наша беседа не должна занять больше часа. Что скажете, Майк? – деловито сообщил мне о своих намерениях Кросс.
Ни репутация «Дейли», ни тон и качество ее публикаций, основанных чаще на сенсациях, никогда не импонировали мне. Эту газету редко интересовали надежность фактов и мнения экспертов, их задачей было не информировать, а развлекать читателя, не побуждать к размышлению, а привлекать внимание. И хотя это издание не относилось к бульварной прессе, серьезные журналисты отказывались сотрудничать с «Дейли».
– Буду предельно откровенен с вами, Алекс. Я чертовски устал, и у меня сейчас нет никакого желания обсуждать серьезные вопросы, тем более с представителем газеты «Дейли». Однако я прекрасно понимаю, что вы вряд ли оставите меня в покое, поэтому, к сожалению, у меня нет выбора.
– Отлично. Тогда, если не возражаете, давайте присядем вон за тот столик у окна. Я вижу, вы уже пьете скотч. Ну а как насчет ужина или легких закусок за мой счет? В конце концов, я испортил вам вечер, и мне полагается платить.
– Спасибо. Пожалуй, закусок будет вполне достаточно. Заказывайте на ваш вкус.
– Хорошо. Думаю, что сэндвичи будут в самый раз. Я сейчас быстро сделаю заказ, и мы перейдем к делу.
Пока Кросс заказывал еду, я размышлял об идее Престона в отношении «охотников за головами», которая в момент нашего с боссом разговора казалась мне маловероятной, а получилось, что шеф как в воду глядел. Было очевидно, что Алекс Кросс занимается переманиванием сотрудников, и скорее всего собирается предложить мне перейти работать в «Дейли». Возможно, очень выгодная сделка, хотя меня она совершенно не интересовала.
– Итак, Майк, прежде всего я хотел бы отдать должное вашему успеху. Вы – довольно известная личность в журналистских кругах, хотя и крайне противоречивая. С вашим мнением часто не соглашаются, многие в прессе любят поспорить с вами и очень часто критикуют. Вероятно, такая самобытная позиция и оригинальный взгляд на происходящее – и есть секрет вашего успеха в журналистике, – с энтузиазмом начал Кросс.
– Алекс, вы сильно преувеличиваете мои заслуги, равно как и мою популярность. Чаще всего я просто излагаю факты, а свою точку зрения высказываю гораздо реже. Так работают многие мои коллеги. Журналистика – не художественная литература и не оставляет места для полета фантазии.