– Невероятно, Майк! – воскликнул ошеломленный Кросс. – Вы не перестаете меня удивлять. Откуда у вас такие фантазии в голове?! Вы, похоже, сильно перенапряглись на этом съезде.
– Я и в самом деле ужасно устал, но мой вопрос чисто теоретический, если хотите.
– Ну, тогда вот вам чисто теоретический ответ: «Дейли» не станет заниматься такой грязной работой. Сами понимаете, что за это можно и в тюрьму сесть, не говоря уже о других неприятностях.
– Ясно. Алекс, признайтесь, кто именно нанял вас: сам главный редактор, отдел кадров или, может, кто-то еще?
– Как я уже говорил, я представляю интересы газеты «Дейли», но не обязан объяснять вам условия моего контракта и с кем он подписан.
Туманный ответ Кросса заставил меня задуматься, почему он отказался назвать того, кто поручил ему встретиться со мной, но вести расспросы было бесполезно.
– Хорошо, спасибо. Удачной вам «охоты». Возможно, в другой раз вам повезет больше, чем со мной.
На следующее утро, ожидая регистрации на рейс в Сан-Франциско, я думал о событиях 2008 года, до конца которого оставалось чуть меньше четырех месяцев. Веселый выдался год, ничего не скажешь. Весной у Софи обнаружили рассеянный склероз, а отцом ее ребенка станет человек, с которым она едва знакома; в июле у меня скоропостижно умер отец, а у Престона случился обширный инфаркт; я ищу встречи с русской женщиной-фотографом; с августа меня преследует какой-то болван, а на вечеринке омерзительный тип, Алекс Кросс, предлагает мне работу в «Дейли», газете настолько мне ненавистной, что я бы не стал писать для них, даже если бы остался безработным. У меня вдруг возникло абсолютно детское желание разыскать какого-нибудь мага и сказать ему: «Дорогой волшебник, прошу тебя, сделай так, чтобы сейчас наступило первое января две тысячи девятого года. Нет, не сейчас, а немедленно!»
Глава 24
Фортуна не баловала в этом году не только меня, но и американскую экономику. Летом обстановка на кредитном рынке США продолжала ухудшаться и, словно эпидемия, постепенно распространялась на другие государства. На ежегодном совещании центральных банков экономисты, сильно обеспокоенные происходящим, назвали ситуацию «крайне неопределенной». Некоторые же эксперты напрямую заявили, что кризис только начинается и худшее впереди.
В сентябре крупнейшие ипотечные агентства Америки «Фэнни Мэй» и «Фредди Мэк» оказались на грани разорения и были выкуплены государством. Экономический обозреватель одной известной газеты очень точно заметил: «У синоптиков принято давать имена различным ураганам и циклонам. У нынешнего урагана, который взбудоражил всю мировую финансовую систему, целых два имени – „Фэнни Мэй“ и „Фредди Мэк“».
Когда стало известно, что третья крупнейшая инвестиционная компания США «Леман Бразерс» объявила о своем банкротстве, а страховую компанию «АИГ» ждет такая же участь, даже оптимисты расстались с надеждой, что все быстро наладится. Вскоре промышленный индекс Доу-Джонса резко упал, а за ним последовало значительное снижение биржевых показателей на фондовых рынках Европы и Азии.
Конечно, скучная статистика ипотечного кризиса не способна передать ни настроения, ни сотой доли чувств и эмоций, которые испытывали обычные американцы в те дни. Сотни тысяч семей остались без собственного жилья, миллионы потеряли работу, банковские сбережения и пенсии. Люди были растеряны, озлоблены, разочарованы в правительстве и политиках, боялись думать о будущем, со страхом слушая выпуски вечерних новостей.
Было ощущение, что страна погрузилась в хроническую депрессию: лица людей – неизменно хмурые, погода в Вашингтоне – постоянно мрачная. Магазины ошеломляли невероятными распродажами, но немногие спешили отправиться за покупками. Недвижимость настолько подешевела, что те, кто мог себе это позволить, покупали дома за бесценок. Авиакомпании продавали билеты почти даром, за автомобили же предлагались такие скидки, что не верилось, что машины настоящие. Но большинство не могли и не хотели ничего покупать. Популярностью пользовались недорогой алкоголь, непритязательные бары, антидепрессанты и кушетки психоаналитиков.
В конце сентября мы встретились с Престоном в одном из рыбных ресторанов на Грант-авеню, расположенном в самом сердце Чайна-тауна. Это живописное место – не только старейший китайский квартал в Сан-Франциско, но и крупнейший китайский район в Америке, известный своими пагодными крышами, сувенирными лавками, экзотическими магазинами, заполненными всякой всячиной, от шелка и фарфора до воздушных змеев и черепах. Это самый настоящий город в городе. Посещая его, будто совершаешь путешествие на другой конец света, не выезжая из Штатов.
Из окон ресторана открывался один из лучших видов на Сан-Франциско: на самое высокое и самое узнаваемое здание в городе – пирамиду «Транс Америка», – а также на Телеграфный холм и башню Койт, расположенную на вершине холма.
Престон любил этот ресторан не только за его отличную кухню, но и за экстравагантный интерьер с рисунками драконов и горными пейзажами, старинными люстрами и уютным садом на крыше, выполненным в традиционном китайском стиле: гармоничное сочетание воды, камней и растений.
Метрдотель проводил меня к столу, за которым сидел Престон, неспешно просматривавший винную карту и меню бизнес-ланча.
– Майк, приветствую тебя, – шеф снял очки и указал мне на место напротив. – Молодец, отлично поработал. Классный материал.
– Спасибо. Ну, как ваше здоровье?