Публицистика

Артур Адан написал увлекательную книгу о Наполеоне I с названием „Napoléon intime“. Первое издание этой книги было распродано в Париже в день её выхода. И это не удивительно: в ней содержится множество интересных фактов о личной жизни великого французского императора. Однако особенно занимательны страницы, посвященные второму браку Наполеона I и его сожительству с Марией-Луизой…

Поездка Лескова в Ригу, осуществленная по поручению министра народного просвещения А. В. Головнина для изучения организации правительственных общеобразовательных школ для раскольников, стала сокращенным вариантом изначально более обширного плана. Об этом свидетельствует докладная записка Лескова, представленная министру 21 апреля 1863 года. В записке он описывал довольно протяженный маршрут, который охватывал Тверь, Ярославль и Пошехонье, а также Ачинские скиты, Пермь и Тюмень, с заездом в Поволжье на обратном пути. «Таким образом, – отмечал он, – я смогу ознакомиться с целой восточной полосой раскола трех наиболее распространенных направлений (поповщина, федосеевщина, беспоповщинская, молоканство) и надеюсь предоставить определенные ответы на вопросы, интересующие господина министра народного просвещения».

Недавно вышла книга покойного Карновича о родовых прозвищах. Это произведение столь же увлекательно, как и предыдущее выдающееся исследование автора о замечательных богатствах частных лиц в России. Критиковать новый труд Карновича в нынешних условиях довольно сложно. Это мог бы сделать лишь тот, кто способен соперничать с самим автором в удивительном трудолюбии, систематичности и памяти, но сейчас таких людей недостаточно, и нет подходящих мест для публикации обстоятельных и детальных критических разборов. Таковы нынешние времена и нравы, поэтому интересная книга о прозвищах, безусловно, не ожидает скорого глубокого анализа. Однако можно обсудить в ней те же темы, которые так увлекательно затронуты в этом произведении…

Лекция, проведенная автором в Москве 27 марта 1903 года в аудитории Исторического музея, а также 21 апреля того же года в Париже, в кругу русских студентов.

Статья «Большие брани» предшествует «Русским общественным заметкам», которые начали выходить регулярно с 3 августа 1869 года. В своих статьях Лесков рассматривает разнообразные аспекты русской жизни того времени, начиная от городской жизни и заканчивая острыми вопросами, связанными с революционным движением, к которому он относится с явным отрицанием.

«На каком основании г. Соловьев решает писать о женщине, которую едва знает, и о ее деле, о котором ему ничего не известно? Только на основе своих личных чувств и мнений? Но если эти чувства и мнения менялись, как флюгера, и в разное время звучали по-разному, каким из утверждений г. Соловьева следует верить? Он, безусловно, может сказать, что в тот момент ошибался, увлекался или был загипнотизирован, как утверждает о своем видении Махатмы в Эльберфельде. Но если такие ошибки, увлечения и внешние «внушения» являются для него обычным делом, то на каком основании читатели могут распознать, когда он говорит истинную правду, а когда вводит их в заблуждение своими ошибочными увлечениями или неадекватными утверждениями гипнотика? Я не знаю!»

Как громом поразило меня известие о внезапной смерти Александра Ивановича Чупрова… Есть имена, которые настолько выразительны, что добавление к ним какого-либо профессионального определения не только не проясняет их, но как-то даже затемняет, принижает, умаляет, суживает, почти опошляет их истинное значение. Поэт Пушкин, беллетрист Тургенев, публицист Герцен, профессор истории Грановский странно звучат в ухе русского человека, хотя Пушкин действительно был поэтом, Тургенев – беллетристом (и не любил же он это неуклюжее слово!), Герцен – публицистом, а Грановский – профессором истории…

Статья Лескова является ярким образцом гражданской публицистики, иронично выполненной в жанре богословских споров: защита свободы совести, яростное противостояние произволу и нетерпимости властей, скорбь по поводу насильственного переселения русских людей – все это скрыто под маской казуистики, стилизованной в духе бюрократического церковного циркуляра, проект которого Лесков оспаривает и высмеивает.

В последнее время в петербургских газетах появилось множество резких высказываний о прислуге. Общий настрой таков, что сейчас прислуга, по мнению авторов, совершенно испортилась, в то время как раньше, будто бы, она была гораздо лучше. Кажется, всем очень неудобно и даже небезопасно жить при нынешней распущенной прислуге, на которую нет надежного контроля и которая с каждым днем становится все более небрежной, дерзкой и бесчестной. Газеты отмечают, что служащие не осознают своего положения и стремятся занять более высокие позиции…

Бывают дни, когда закат полон притягательной и опасной загадки: уходящее солнце сверкает тоскливо и великолепно, и неудержимо манит тебя к окну – смотреть, не отрываясь, на грустное золото горизонта, на огненные отблески неба, на споры их отражений с белизной и голубизной вод…

В Балаклавскую бухту, узкую, извивающуюся и протяжную, кажется, со времён Крымской кампании не заходил ни один пароход, разве что миноносцы на учениях. Да и что, честно говоря, делать пароходам в этом уединенном рыбачьем полупоселке-полугородке? Единственный груз – рыба – покупается местными перекупщиками и отправляется на продажу в Севастополь, находящийся в тринадцати верстах отсюда; из того же Севастополя сюда приезжают лишь немногие дачники на мальпосте за пятьдесят копеек…

Актриса (входит). Простите… Фельетонист. Чем могу помочь? Актриса. Простите… я беспокою вас, мешала… вы заняты… эти бумаги… Фельетонист. С кем имею удовольствие говорить? Актриса. Мое имя? Но… разве это вам важно? Фельетонист. Тем не менее? Актриса. Мое имя вам ничего не скажет. Софья Ивановна, Ольга Петровна, Надежда Андреевна – это же всего лишь песчинки в степи, капли в море, похожие песчинки и капли, как родные сестры. Вы видите их сотни, тысячи. Разве можно запомнить каждую песчинку и отличить одну каплю от другой?.. Произведение представлено в дореформенном алфавите. Аранжировка с нот Паганини: Спиваков Вадим Геннадьевич

Раннее весеннее утро – свежее и покрытое росой. В небе нет ни облачка. Только на востоке, откуда сейчас восходит солнце в огненном свете, еще скапливаются, бледнея и исчезая с каждой минутой, сизые предрассветные облака. Весь бескрайний степной простор кажется усыпанным тонкой золотой пылью. В густой буйной траве время от времени сверкают, переливаясь и вспыхивая разноцветными огнями, бриллианты крупной росы. Степь радостно пестрит цветами: ярко желтеет дрок, скромно синеют колокольчики, белеет целыми зарослями ароматная ромашка, а дикая гвоздика сверкает пунцовыми пятнами…

Талантливый, хотя иногда и чрезмерно парадоксальный, литературный отшельник Реми де Гурмон, ныне известный как поэт, романист и философ, а особенно удачно и глубоко – как критик, посвятил одну из своих лучших статей в превосходном сборнике «Le Chemin de Velours» исследованию типа современной французской «барышни», то есть молодой девушки в образованных и обеспеченных классах общества, созданных и защищаемых буржуазной культурой минувшего века. Фундаментом для этого блестящего этюда, не лишенного недостатков излишне широкого сатирического обобщения, но в целом полному правды и тонкого, инстинктивного чутья, послужил солидный том Оливье де Тревиля: «Наши девушки в собственных признаниях» (Les Jeunes Filles peintes par elles-mêmes)… Произведение представлено в дореформенном алфавите.

«…Я не в состоянии заставить человека изменить свою веру ни с помощью насилия, ни хитрости, ни обмана (ложные чудеса). Вера – это его жизнь. Как я могу забрать у него его веру и предложить ему другую? Это равносильно тому, чтобы вырвать у него сердце и вставить другое. Я способен сделать это лишь в том случае, если вера и моя, и его – это всего лишь слова, а не то, что наполняет его жизнь, – нарост, а не сердце…»

«Я так много писал в последние годы о женском вопросе, что мне было бы излишне распространяться о своем отношении к ожидаемому равноправию женщин и мужчин, если бы не естественное и целесообразное желание, присущее каждому катехизатору: еще раз прочитать вслух свой символ веры. По моему глубокому убеждению, женское равноправие – единственное средство против язв социального строя, разъедающих современную цивилизацию как в хороших, так и в плохих политических условиях. Нет политических строев, которые не ветшали бы до необходимости обновиться назревшим социальным переворотом…»

«…Только увлечением открытием частных законов в сочетании с жаркими спорами с противоположными учениями и, к сожалению, упадком философского мышления в обществе можно объяснить странное заблуждение современных людей, которые считают, что, с одной стороны, продемонстрировав подчиненность общим законам неорганического мира всему живому, а с другой стороны, открыв развитие законов живого мира, они решают философский вопрос. Или, если не решают, то делают его излишним и показывают невозможность философии отвечать на вопросы, которые она задает с начала веков о том, что такое жизнь и что такое смерть…»