И тут, я ощутила направленный в спину пронзительный взгляд. От него закружилась голова, а ноги стали ватными и холодными, словно вмиг лишилось последней капельки крови.

На меня накатило такое сильное ощущение голода, что я едва сдержалась, чтобы не впиться зубами в свою же собственную руку.

— Ес-с-сть, — кто-то зашипел в моей голове, — хо-о-очу ес-с-сть! С-с-сдес-с-сь еда!

Меня сковал ужас, да так, что я больше не могла сделать ни единого шага. Я могла только слышать медленно приближающиеся шаги в ночной тишине.

Голову пронзила дикая боль, глаза отдали такой резью, словно в них разом лопнули все сосуды, а из носа потекли два ручейка крови.

Внезапно, я словно оказалась в мутной пелене, в которой нет ни звуков, ни запахов, вообще ничего, один только шипящий голос неживого существа, томящегося вечным голодом.

В своих мыслях я видела его: небольшой, высохший труп, с горящими красными глазами и выступающей вперёд пастью, с острыми, торчащими подобно зубьям пилы зубами. И оно приближалось ко мне.

— Здесь нет еды, — бросила я ему, собрав в кулак всю силу воли.

— Ес-с-сть, — донеслось в ответ.

— Еда там, снаружи, — и я мысленно представила себе отряд жандармов и Пиша, слегка даже увеличив его в размерах, сделав более аппетитным и румяным.

— Еда там, иди и возьми их!

— Далеко, а ты тут! Такая маленькая и бес-с-сас-считная.

— Я очень маленькая, — продолжала я упорствовать, — меня на много не хватит, а там много еды, очень много.

— С-с-сдесь рядом, — упорствовал ночной ужас, но я уже ощущала в его голосе сомнение.

— Меня мало, и я кусаюсь, — и я тут же представила, как я голодная вгрызаюсь в пирожки.