Потайной ящик

Наверняка, раньше она служила гостиной, где принимали дамы, эта всеми позабытая комната, в которой стояло старое бюро. Бюро это казалось мне особенно женственным, может быть из-за выцветшей парчи, покрывавшей ее, а, может, из-за розово-голубых фарфоровых статуэток, красовавшихся на ее крышке, или из-за изысканного аромата прошлого, исходившего от большой бело-голубой чаши, в которой хранились специально засушенные лепестки и пряности. Чаша закрывалась специальной крышкой со смешными отверстиями. Тетушки брезговали этой далекой комнатой на втором этаже, предпочитая разбирать бумаги и письма, находясь в центре событий и в круговороте других дел. Им необходимо было следить за подъездной аллеей и, одновременно, не спускать глаз с нерадивых слуг и проказничающих детей. Мне часто казалось, что тетушки ушедшего поколения понимали бы нас намного лучше. Даже мы, дети, обожавшие потайные уголки и старые комнаты, не часто поднимались на второй этаж. Определенно в этой комнате не было ничего особенного, что могло бы привлекать наше требовательное внимание. Только несколько стульев с витыми ножками и золоченными спинками, старая арфа, на которой, согласно легенде, играла в былые годы тетя Элиза, угловой сервант с чудом сохранившейся фарфоровой посудой и старое бюро. С другой стороны, в комнате царила особая атмосфера, возможно, благодаря своей уединенности и отстраненности от остального дома: каждый незваный гость чувствовал себя в ней непрошенным, будто за секунду до его вторжения кто-то сидел на этих стульях, писал за старым бюро, касался фарфоровой посуды. Нет, не суровый мир потусторонних сил царил в милой старомодной гостиной, которую мы все же любили, но было очевидно, что она живет своей закрытой от посторонних глаз жизнью.

Дядя Томас привлек мое внимание к тайникам старого бюро. Однажды, он возился в заброшенной комнате (меня он взял с собой, потому что не мог ни минуты побыть в одиночестве) и обратил внимание на это бюро.

– Ух ты! Шератон! – сказал он.

Дядя был сведущ во многих вещах и особенно разбирался в стилях и их названиях. Он открыл крышку и внимательно ощупал пустые ячейки и пыльные панели.

– Прекрасная инкрустация, – добавил он, – тонкая работа. Мне знаком этот тип бюро, здесь где-то должен быть потайной ящик.

Затем, когда я, затаив дыхание, подошел поближе, он неожиданно воскликнул: «Боже! Как хочется курить!» – и выбежал из комнаты. Я остался стоять с открытым от изумления ртом.

– Что за странная штука такая – курение? – задумался я. – Нападает на человека внезапно, где бы он ни был: во дворе, в доме или в роще на прогулке – хватает его, словно злая сила и утаскивает за собой, заставляет повиноваться собственным прихотям. Неужели и меня она одолеет в этом непонятном взрослом возрасте?

Однако, у меня не было времени предаваться досужим размышлениям. Все мое существо трепетало при волшебном словосочетании «потайной ящик». Слова эти затронули внутри меня ту самую струну, которая всегда отзывалась при словах: «пещера», «люк», «выдвижная панель», «слитки», «золото» или «пиастры». Подумайте сами, разве бывают пустые потайные ящики?! А мне были так нужны деньги! Я мысленно просмотрел список самых неотложных требований.

Первой в списке стояла трубка, которую я хотел подарить Джорджу Джанвею. Джордж ухаживал за Мартой, он был пастухом и большим моим другом. Недавно он привез с ярмарки гостинцев для своей любимой и чудесную змею мне. Змея была сделана из дерева и так искусно собрана, что извивалась в руках. Зеленая в желтых пятнах, липкая, она сильно пахла, как и должны пахнуть свежевыкрашенные змеи. Из ее распахнутых челюстей торчал красный фланелевый язычок. Я очень любил ее, и каждый вечер отправлялся спать вместе с нею, пока она не развалилась. В благодарность за этот подарок, я и хотел купить Джорджу трубку. Когда наступала пора ягнения, Джордж жил в маленьком деревянном доме на колесах где-то среди холмов и не видел никого, кроме глупых, мохнатых и молчаливых овец. Марта собиралась носить ему обед каждый день, после того, как станет его женой. Пообедав, он мог бы раскуривать трубочку, которую я ему подарю. Всем заинтересованным сторонам эта перспектива казалась вполне идиллической, однако, хорошая трубка, способная осчастливить моего друга, стоила, как мне объяснила Марта, не меньше восемнадцати пенсов.

Еще четыре пенса я должен был Эдварду. Он их с меня не требовал, но я знал, что они ему нужны, чтобы вернуть долг Селине, которая хотела накопить два шиллинга и купить Гарольду на день рождения броненосец – Корабль Ее Величества под названием «Мажестик», так бессмысленно завалившийся на бок в витрине магазина игрушек в то время, как родная страна мучительно нуждалась в нем. Еще мне очень хотелось купить бельчонка у одного деревенского мальчишки. Он просил шиллинг, но я знал, что смогу уговорить его на девять пенсов. Однако, какой толк во всех этих подсчетах? Я исчерпал уже все возможности добыть желаемое богатство, хоть и требовалось мне не так уж и много, всего полсоверена. Последней надеждой оставался волшебный ящик. И что же я делаю? Размышляю впустую, теряю драгоценные мгновенья! То, что «сокровища» могут принадлежать кому-то, и что, с нравственной точки зрения, нехорошо обворовывать этого человека, даже не приходило мне в голову.

Когда я подошел к бюро, в комнате стало очень тихо, словно, все в ней замерло в ожидании. Слабый аромат фиалок разлился в воздухе, когда я поднял крышку, запах словно испускало само дерево, его желто-коричневый оттенок, цвет и аромат стали равнозначны друг другу. Таким же образом чаша с ароматической смесью смешала свой запах с оттенками старинной парчи, на которой стояла много лет. За долгое время чаша и парча стали чем-то единым. Я напряженно ощупал пустые ячейки и подробно изучил глубину выдвижных ящиков. Ни в одной книге мне не встречалась инструкция, как искать клад, но тем больше будет радость, если я сам добьюсь успеха.

Тому, кому предначертана удача, судьба часто подбрасывает небольшие поощрения. Не прошло и двух минут, как я наткнулся на ржавый крючок для застегивания пуговиц. Великолепная находка! У нас был в детской крючок для пуговиц, общий, для мальчиков и девочек, но никто из нас не имел своего собственного, отдельного крючка, который можно было одалживать или, наоборот, никому не давать, в зависимости от настроения. Я аккуратно спрятал сокровище в карман и продолжил поиски. Три старинные иностранные марки в глубине другого ящика сообщили мне, что я на верном пути к богатству.

Однако, после вдохновляющих находок началась тоскливая полоса безуспешного поиска. Тщетно я выдвигал ящики и ощупывал каждый дюйм их гладкой поверхности. Ни на одну кнопку, пружинку или выступ не наткнулись мои дрожащие пальцы, старое бюро оставалось непреклонным и решительно оберегало свою тайну, если она существовала на самом деле. Усталость и уныние охватили меня. Уже не в первый раз дядя Томас оказался пустозвоном и обманщиком, не в первый раз он завел меня в тупик, где на мой зов откликалось лишь дразнящее эхо. Стоит ли упорствовать и продолжать поиск? Стоит ли вообще что-либо делать? Я вспомнил все свои разочарования, и жизнь предстала передо мной сплошной чередой неудач и поражений.

Подавленный и унылый я оставил поиски и подошел к окну. Смеркалось, свет сгустился где-то на уровне горизонта, словно, для последнего усилия перед закатом. Внизу, в саду, дядя Томас поднял Эдварда над землей и порол его. Эдвард истерично булькал и бил вслепую туда, где, по его предположению, находился дядин живот. Содержимое его карманов пестрым ковром устилало траву. И хотя меня совсем недавно, час или два назад, подвергали подобному наказанию, все происходящее казалось мне чем-то странным, не имеющим ко мне никакого отношения.

На западе облака собрались в низкую лиловую тучу, под которой, прямо вдоль горизонта, настолько, насколько хватало глаз, тянулась узкая золотая полоса. Где-то очень далеко тонко и ясно запел рожок, словно золотая полоса обрела вдруг звучание – поющее золото. Это потрясающее смешение цвета и звука вернуло мне утраченное, уже было, мужество. Я вернулся к бюро, чтобы попытаться в последний раз, и судьба, видимо, устыдившись той нечестной игры, которую вела до этого, смилостивилась и распахнула объятия. Едва я прикоснулся к упрямому дереву, как с легким вздохом, почти всхлипом, облегчения резко выскочил потайной ящичек.

Я вытащил ящик из бюро и отнес к окну, чтобы в наступающих сумерках изучить его содержимое. Слишком часто я терял надежду во время поиска, чтобы рассчитывать на удачу. Едва взглянув, я понял, что моя хрустальная мечта разбита вдребезги и лежит в осколках у моих ног. Ни слитков, ни долларов, способных увенчать меня славой Монте Кристо в ящике не было. За окном далекий рожок прекратил свою песнь, золотая полоса в небе потускнела и превратилась в бледно-желтую – природа дышала тишиной и покоем. А в моей душе великолепные замки рушились, как карточные домики. Я лишился наследства, я проиграл!