6. Корни
Как же мне не ощущать своей общности с землей? Разве сам я не состою отчасти из листьев и растительного перегноя?
Первые плоды с огорода, без сомнения, лучше всего вкушать сразу на месте. Нет моркови вкуснее, чем та, что небрежно помыта под садовым краном, нет редиски более сладостно-пряной, чем та, которую вы только что выдернули из теплой земли. Нежные молодые листья рукколы кажутся еще более сочными, когда вы едите их, прореживая грядку, а перед юными стручками зеленых бобов почти невозможно устоять – зачем ждать их созревания, чтобы затем приготовить на кухне, когда можно сорвать их сейчас и вкусить свежими, прямо из пушистых стручков?
Рядом с калиткой, ведущей в наш огород, есть кустики щавеля, которые я посадила много лет назад в каменистом углу приподнятой грядки. В начале лета я часто заставала там наших детей, пасущихся, как кролики, у зарослей, в полном восторге от вкуса растения. Молодые листья щавеля ничем не хуже какого-нибудь шербета; их лимонная свежесть взрывается у вас во рту, вызывая приток слюны, как ничто другое. Несколько раз в год я добавляю немного в супы и соусы, но чаще всего я просто останавливаюсь, проходя через калитку, и срываю несколько листьев, чтобы получить свой заряд щавелевой энергии.
Даже у сорняков есть своя польза. Каждую весну я собираю первые побеги крапивы, чтобы приготовить суп, и листья красной лебеды, чтобы добавить их в наши салаты. Кроме того, есть и самосевы – настурции и календула, – которые я посадила много лет назад и которые теперь вольготно себя чувствуют на наших овощных грядках. В течение всего лета я собираю их съедобные красные и оранжевые лепестки и использую для украшения всевозможных блюд.
Из всех возможностей собирательства в саду мне больше всего нравится лесная земляника. Ее маленькие плоды никогда не попадают на кухню, не говоря уже о тарелке. Всякий раз, когда я работаю в саду, я ищу их, нащупывая в листве эти темно-красные ягоды, похожие на драгоценные камни. Именно восхитительный букет вкусов делает их такими притягательными: сладкие и острые, цветочные и фруктовые, свежие и отдающие перегноем – и все это одновременно.
С помощью садоводства мы можем создать для себя множество вариантов среды, и один из них – уютная, домашняя среда для собирательства и добывания пищи. Когда мы выходим собирать фрукты, цветы и другие плоды сада, наше предвкушение награды стимулирует выброс энергизирующего дофамина так же, как это когда-то стимулировало наших палеолитических предков выходить из своих пещер.
Может показаться парадоксом, что мы говорим о собирательстве – то есть о добывании пищи, которая растет в природе сама по себе, а не выращена нами, – в собственном саду, но маленькие кусочки дикой природы постоянно проникают в любой сад, и блуждания и поиски среди этих диких островков больше похожи на удовольствие от собирательства, чем на сбор урожая. Когда дело доходит до вопроса о том, как наши далекие предки начали возделывать землю, взаимное наложение собирательства и садоводства отсылает нас к тому, как все это, возможно, началось. Что может рассказать нам изучение этого этапа нашей древней истории о зарождении садоводства в человеческом сознании?
Первые попытки человечества заняться садоводством относятся к той части нашей доисторической эпохи, которую трудно с точностью датировать. В отличие от инструментов, наскальных рисунков и других артефактов, практически ничего, что бы относилось к признакам садоводства, не сохранилось вследствие утилизирующего и регенерирующего действия природы, хотя последние достижения в области анализа почвы и растений немного приоткрывают завесу тайны. Зато про истоки земледелия известно больше. Генетические изменения, связанные с одомашниванием сельскохозяйственных культур, показывают, что земледелие начало практиковаться около двенадцати тысяч лет назад в области Плодородного полумесяца – обширной территории, которая в настоящее время включает в себя ряд территорий Ближнего и Среднего Востока. Раньше считалось, что сельское хозяйство, подобно новому изобретению, распространилось за пределы Плодородного полумесяца, но теперь мы знаем, что центры сельского хозяйства развивались независимо друг от друга по меньшей мере в десяти других регионах, включая Китай и Центральную Америку.
Этот период нашей протоистории стал известен как «Неолитическая революция». Почти сто лет назад влиятельный археолог В. Гордон Чайлд[135] назвал этот период так, поскольку практика ведения сельского хозяйства привела к глубоким социальным и экономическим изменениям. Считалось, что причиной этой трансформации стало сокращение запасов продовольствия, вызванное изменением климата, и предполагалось, что охотники-собиратели были не очень успешны в семенном способе размножения растений, пока необходимость не побудила их начать возделывать землю. Исключительное внимание на основных культурах породило идею о том, что ферма появилась раньше сада, а выращивание культур, не входивших в список растений первой необходимости, появилось позже. Однако навыки, связанные с размножением растений, не могли развиться в полевых условиях. Охотники-собиратели, должно быть, поначалу научились обрабатывать землю небольшими участками, а учитывая временную задержку от посева до созревания плодов, вкупе со скромными масштабами первых усилий древних людей, кажется маловероятным, что их действия определялись потребностями выживания.
Чайлд написал популярную книгу под названием «Человек создает себя» (“
Становится все более очевидным, что произошедшее в начале неолита было отнюдь не революцией[136], а результатом медленной эволюции отношений между растениями и людьми. Как описывает это Дориан Фуллер, профессор археоботаники Лондонского Университетского колледжа, первые земледельцы опирались на «коллективную память и глубокие культурные традиции ухода за растениями, сложившиеся в позднем палеолите»[137]. По словам Фуллера, даже в те времена, когда охотники-собиратели еще не занимались земледелием, этнографические данные свидетельствуют о том, что они были полностью осведомлены, как размножаются растения.
Специализация Фуллера – происхождение земледелия в Китае. Он объясняет, что самые ранние сады были посвящены выращиванию не основной пищи, а «особо ценных продуктов питания», которые, по его мнению, предназначались для праздников или важных случаев. Другими словами, мотивация, стоявшая за возделыванием садов, вполне возможно, скорее была связана с социальными ритуалами или социальным статусом.
Сады доземледельческого периода отличались разнообразием. В отличие от монокультур, выращиваемых на полях, там культивировались различные растения, которые могли использоваться в разное время года.
Вполне понятно, что в разных частях света выращивались разные растения, однако, как правило, первые растения, которые стали культивировать люди, были очень желанными или редкими[138]. В эту категорию входят, в том числе, и различные непищевые растения, включая лекарственные травы и галлюциногены, а также пряные травы, специи, красители и волокнистые растения. Например, известно, что бутылочная тыква широко культивировалась для использования как в качестве сосуда, так и в качестве музыкального инструмента, и, наряду с инжиром, это одно из первых одомашненных растений. Эта тенденция выращивания специальных растений задолго до разведения плодов, в дальнейшем употребляемых в пищу, особенно хорошо задокументирована в Мексике. Здесь перец чили, авокадо, фасоль, несколько видов тыквы и ряд фруктовых деревьев, таких как косауико и чупандилла, были одомашнены за несколько тысяч лет до таких культур, как кукуруза, просо и амарант.
Археолог Эндрю Шерратт своими исследованиями изменил традиционные воззрения на культивирование растений, охарактеризовав путь, по которому люди шли от садоводства к сельскому хозяйству, как путь, который начинался с выращивания предметов роскоши[139] и закончился выращиванием продуктов потребления. Акцент на выращивании растений, улучшающих качество жизни, означает, что с самого начала садоводство и огородничество были выражением культуры.
Также появляется все больше свидетельств того, что многие племена охотников-собирателей не вели столь уж кочевой образ жизни, как считалось ранее. Кроме того, семена легко переносить. Простое садоводство, основанное на быстрорастущих однолетних растениях, вполне могло быть совместимо с перемещением между сезонными поселениями. Когда кормовых угодий было достаточно, охотники-собиратели иногда оставались на одном месте дольше. Все больше складывается впечатление, что условия для начала мелкомасштабного возделывания земли и культивирования растений были созданы скорее из-за обилия пищи, чем из-за ее нехватки. Места поселений у озер, болот или рек[140], которые обеспечивали водой и плодородной почвой, со стабильным теплым климатом и окружающей средой, богатой природными ресурсами, давали людям время и возможность экспериментировать с растениями.
Доисторическое поселение охотников-собирателей, известное как Охало II[141], находится именно в таком месте. Расположенные в окрестностях Галилейского моря, его останки удивительно хорошо сохранились под водой. Около 23 000 лет до нашей эры небольшая группа людей жила здесь в шести хижинах на берегу. Следы более 140 диких растений, найденных здесь, указывают, что жители активно занимались собирательством. Дальнейший анализ, проведенный группой израильских археологов, выявил свидетельства того, что в Охало II также выращивали различные культуры, включая горох, чечевицу, инжир, виноград, миндаль, оливки и пшеницу эммер. Эти находки удивительно ранние, примерно на одиннадцать тысяч лет раньше других свидетельств из Плодородного полумесяца.
Такой смешанный образ жизни правильнее было бы назвать охотой-собирательством-земледелием. Мало того что собирательство и уход за растениями развивались параллельно, в некоторых случаях эти два вида деятельности сливались друг с другом. Вместо того чтобы просто собирать пропитание, когда пищевые ресурсы были в наличии, охотники-собиратели стали практиковать различные формы активного собирательства, или «управляемого собирательства»[142], как его иногда называют. Они начали пропалывать сорняки и расчищать землю, облагораживая пространство вокруг тех растений, которые были им нужны в растущем и плодоносящем виде. На самом деле нет четкого разделения между собирательством и культивированием растений. Вместо этого, как пишет американский антрополог Брюс Смит, существует «обширный и весьма разнообразный промежуточный период»[143].
В настоящее время считается, что самые ранние формы садоводства и огородничества[144] на планете возникли в тропических лесах Юго-Восточной Азии. Анализ почвы и характера выпадения осадков в джунглях Борнео показывает, что 53 000 лет назад, во время последнего ледникового периода, жители использовали силу огня, чтобы удобрять землю и расчищать путь солнечному свету. В какой-то момент в ходе эволюции человеческий разум стал восприимчив к закономерностям природы, и люди начали подражать им. Лесные жители могли наблюдать, как выжженная земля, образовавшаяся после ударов молнии, порождала нежную новую поросль. Первые «сады» создала сама Природа, предоставив человеку модель для подражания. По мере того как лесное садоводство и огородничество становилось все более распространенным, люди начали формировать окружающую среду различными способами, отводя воду, пропалывая, удобряя и пересаживая саженцы. Культивировать – значит очеловечивать дикую природу, развивать те аспекты окружающей среды, которые улучшают качество жизни. Можно сказать, что культивирование растений знаменует собой истоки культуры.