— Договорились, — кивнул я. — Итак, вы знаете, для чего мы с другом прибыли во Францию. Теперь позвольте узнать, для чего вы желали меня видеть?
Талейран дернул плечом:
— Забавный вопрос. Для того, чтобы предложить службу. Или, если вы будете пытаться мне мешать, решить вашу дальнейшую участь.
— Службу? Мне?
— Да, барон. Вы можете куда больше, чем просто отдать жизнь за одного из никчемных претендентов на французский престол. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Я был подле них в Версале, когда решался вопрос не только о королевской власти, но и, как показала жизнь, об уничтожении государя и его семьи. Это жалкая кучка ничтожных трусов, не способных ни на что, кроме ловкого ношения элегантных камзолов и пудреных париков, да еще повторения пустых, высокопарных фраз. В этом смысле ничтожный корсиканец, выскочка, на которого сейчас едва ли не молятся и в лагере республиканцев, и даже у вас, роялистов, куда предпочтительней высокородных разжиревших котов. Никакие глупые эмоции не помешали ему окропить картечью мятежников на паперти святого Роха.
Заметьте, в тот раз вооруженная толпа выступила за короля с той же энергией, с какой прежде горланила против. И что же? Минуло всего несколько лет, и военный предводитель роялистов ищет дружбы с убийцей тысяч единомышленников! Не забавно ли? Конечно, именно на него, а никак не на меня сможет положиться Франция!
Бывший епископ остановил поток красноречия, чтобы полюбоваться достигнутым эффектом.
— Так вот, барон, я предлагаю вам службу, куда более благородную, нежели роль почтальона в столь дивных переговорах. Вы беспокоитесь о Франции, полагаете, что ей нужен король. Я не спорю. Более того, я всецело поддерживаю это мнение. Но это должен быть новый Карл Великий, который, пройдя школу страданий, через бесконечные испытания обретет истинное право на трон.
— Вы говорите о Людовике XVII?
— Да, о нем. О мальчике, которого необходимо спасти и подготовить к тягчайшему и в то же время почетнейшему из земных венцов — короне христианнейшего короля!
Не зная Талейрана, будь я лишь храбрым, удачливым капитаном пикардийских шевальжеров, выброшенным революцией из родной страны, я бы, пожалуй, вскричал: «Я к вашим услугам, месье!» — и предложил свою шпагу и жизнь для достижения святой цели.
Но у меня не было и тени сомнения, что высоким словам министра грош цена. Осталось понять, чего он на самом деле добивается. Одно было ясно — Талейран заинтересован отыскать дофина и даже посадить его на престол. Возможно, чтобы стать при нем новым Ришелье. Но как-то слишком мелко. Скорее, это лишь крохотная часть куда более далеко идущего плана.
Чтобы понять, какого именно, мне нужно, чтобы хитроумный интриган верил: перед ним храбрый, но простодушный барон де Вержен, совершенно не вовремя хватающийся за оружие, но иногда находящий выход из безнадежных, казалось бы, ситуаций.
— Вы зовете меня на службу Метатрону? — точно догадываясь, тихо поинтересовался я.
— Нет, я предлагаю тебе стать
Я склонил голову:
— Божий замысел для меня закон.
Лиса не было довольно долго. За все прошедшие века существования деревни у жителей сложилась незамысловатая, однако действенная традиция — встречать проходящие мимо войска… посреди реки. На всякий случай, жители садились в лодки, брали с собой жен, сестер и дочерей, грузили самое ценное и отплывали подальше, ожидая, чем закончится дело: пронесет или придется идти на поклон.
На этот раз избежать знакомства не удалось. Убедившись, что селяне не желают слышать уговоров, Лис одним выстрелом сбил широкополую фетровую шляпу с какого-то важного на вид рыболова, вероятно старосты, а вторым — раздробил древко весла. Покончив с этим, он принялся, безмятежно насвистывая себе под нос, перезаряжать оружие. Эта сцена была столь красноречива, что селяне, повздыхав, сочли за лучшее вернуться к покинутым очагам. Узнав, что всех-то бед — отремонтировать сломавшуюся ось, да еще за плату, жители деревушки тут же воспряли духом, снабдили гостя свежей рыбой и молодым вином, прося не держать на них зла за неучтивость. И лишь когда Рейнар объяснил, что идти следует к развилке, а карета стоит под одиноким деревом, староста с нескрываемым смятением посмотрел на кузнеца. И тот, немалых размеров детина с трехцветной кокардой на груди, мелко перекрестился.
— А ну-ка, приятели, — от Лисовского взора не укрылась столь необычная реакция, — что тут у вас за чертовщина творится?