Нет, Аристарх, нет!
— Я никогда не мог стрелять в живое. Не люблю причинять боль. Но… — он зло хмыкает… — всегда мечтал попробовать… особенно, когда передо мной такое искушение.
Он резко позицию, но перед тем, как отвернуться, подмигивает мне. Осознанно и дерзко.
Наш повелитель «лотоса» срывается и мчится к двери, сообразив, что сейчас произойдёт.
Но он не может двигаться быстрее арбалетного болта. Тот острым жалом впивается в спину мастера…
Раздаётся крик. Хозяин лесного дома падает лицом вперёд.
«Лотос» гаснет и будто замирает.
А здание сотрясает мощный взрыв…
Рано, Сева, рано!
И круто. По ходу, ракетами гасит. Значит, спровоцировали. Мы ждали и готовились. Теперь это дело Темникова и Драгина. Они лучше знают, что делать.
А моё дело выводить отсюда Нику.
Перекидываю через плечо арбалет, хапаю кивер с двумя десятками болтов — пригодится. Мы ж на войне, в конце концов. Тут с голыми руками нельзя.
Подхожу к Нике. Сгребаю сахарную в охапку. Она ещё вся дрожит, трясётся, плачет.
Наклоняюсь и осторожно целую зарёванные глаза, солёные щёки, распухшие от слёз губки.
Маленькая.
Как держалась!
Не истерила, не паниковала, слезинки не проронила. Ещё и где-то силёнки находила меня поддерживать, ободрять, успокаивать.
Уж не знаю, чем я такое чудо заслужил. Но сердце заходится от благодарности, нежности, восторга.
Приподнимаю личико за подборок, смотрю в глаза — сейчас, омытые слезами, они — словно чистейшие изумруды, сверкают, переливаются, поблёскивают.