Глава 7

«Крепость» бросила якорь в двухстах ярдах от берега почти два часа назад, и команда уже начала серчать. Те, у кого имелись подзорные трубы, забрались повыше на ванты, чтобы навести их — не на южную окраину Сент-Олбанс, где виднелся бы дым, буде капитан раскрыл умысел захватить их в плен, а на причалы Грешного Ряда, где вопили, орали и демонстрировали свой товар блудницы. Комментируя увиденное, глазеющие довели остальной экипаж буквально до неистовства.

Пим насупился. Капитан недвусмысленно велел дожидаться сигнала четыре часа. С другой стороны, «Крепость» порвала парус в Акульей бухте, задержавшись почти на час, пока Мартин чинил его. Так что, строго говоря, они ждали почти три часа с той поры, как спустили капитанскую плоскодонку.

— Ну же, Пим! — подзуживал квартермейстера Робертс. — Будь там огонь, я бы уж давно его углядел! Отдавай приказ и айда на берег!

В отсутствие капитана вся полнота власти была в руках у Пима. Как и капитан, квартермейстер пиратского судна — должность выборная и достойная дополнительной доли трофеев. Работа Пима заключалась в том, чтобы представлять интересы команды, улаживать разногласия и поддерживать порядок. Он же распределял провизию и лекарства, а также делил добычу. Теперь же он так же рвался на берег, как и всякий человек на борту, намереваясь сделать это увольнение на берег последним, буде Дарла согласится отказаться от блудного ремесла, остепениться и выйти за него замуж. У него имелись основания считать, что она на это пойдет. За годы они очень сблизились, и Пим раскаивался, что не объяснился с нею два месяца назад, как планировал.

— Еще разок внимательно погляди в трубу, — крикнул квартермейстер Робертсу на марс. — Ежели там чисто, спустим первую шлюпку на берег и поглядим, чего там будет. Коли все пойдет ладно, отправим следующую полусотню, развернем ее к порту боком, дабы показать пушки, да сойдем на берег — все, окромя скелетного экипажу.

Долгую минуту спустя команда разразилась ликующими воплями: Робертс подтвердил отсутствие дыма. Еще час спустя Пим с последним береговым десантом уже стояли на причале Грешного Ряда. К тому времени всех проституток уже расхватали, так что квартермейстер с остальными разбились на небольшие группки игроков, выпивох и покупщиков. Направившись в «Голубую лагуну», Пим вошел, занял свое обычное место в дальнем углу и окинул заведение алчным взором.

Пить перед сражением или под парусами пиратам запрещалось. Не дозволялось им хватить лишку и в любое другое время на судне, и Пим не был исключением. Но на берегу он был законченным пьяницей, питавшим особое пристрастие к пуэрториканскому рому и пузатой шлюхе по имени Дарла. После четырех лет его экскурсий на берег все в этих кварталах знали, что Дарла с Пимом — неразлучная пара, когда он в городе. И хотя пираты вообще-то — народ лихой, только пьянейший из забияк мог решиться бросить вызов квартермейстеру «Крепости» по этому или любому другому вопросу, потому что Пим отличался злопамятностью и потому что именно он занимался наказаниями экипажа в море. Оскорбление на берегу могло означать разницу между кнутом и купанием под килем в море, и хотя и в том и в другом приятного мало, на таком большом корабле, как «Крепость», путешествие под килем чаще всего оказывалось смертным приговором.

Делалось это так: жертву привязывали к двум веревкам, пропущенным под кораблем; одну привязывали к запястьям, а вторую обматывали вокруг лодыжек. Потом его швыряли за борт. А поскольку киль был покрыт острыми ракушками — «морскими желудями» — те пластами снимали с наказанного моряка кожу. В соленой воде, это было болезненнее, чем можно себе представить. Оставшегося в живых после такого «купания» могли подвергнуть второй прогулке, если проступок того заслуживал.

«Голубой лагуной» владел и заправлял крупный, издерганный мужчина, известный, как Одноглазый Чарли Файн, заработавший свое прозвище после того, как поставил в покере собственный глаз на стрит со старшей десяткой против пирата по имени Джинхаус Джим. У Джима в тот раз был фул хаус — шестерки вкупе с одноглазыми валетами.

Чарли принадлежал кусок безымянного борделя рядом с «Голубой лагуной». Он выигрывал больше всего от хмельной щедрости Пима и давным-давно смекнул, что когда «Крепость» находится в городе, ради блага бизнеса нужно выдергивать Дарлу из боевых рядов на роль подавальщицы мистера Пима до самого закрытия заведения. Мало-помалу это стало традицией, освященной временем, и квартермейстер удивился, увидев перед собой другую официантку.

— Дарлы нет, — заявила она.

— Нет? Как это нет? Куда она подевалась? — удивился старый моряк.

— Померла. Хотите выпить? — предложила ему женщина.

Моргнув пару раз, Пим замотал головой, словно хотел утрясти в ней эти слова:

— Ты хочешь мне сказать, что Дарла померла?

— Мертвее кирпича, да, сэр.

Квартермейстер наклонил голову, словно весь мир встал наперекосяк, и это помогло бы ему лучше видеть. Он откашлялся и сглотнул. Чушь какая-то. Два месяца назад его подруга лучилась здоровьем, была полна жизни… Он заставил голос повиноваться себе:

— Чего с нею стряслось?