— Но без суда человека не наказывают, — отвечал я.

Он только махнул рукой.

Кроме Домаборского, из двора никого не забрали, так срочно им было иметь главного виновника. Мы остались без пана, не зная, что делать. Хотя мне теперь уже ничто не мешало уйти и возвратить свободу, я так был поражён внезапностью случившегося, что о себе не думал. Мне и не с чем было идти в свет, потому что своё барахло я оставил в Домаборе. Наступал день, поэтому спать мы уже не ложились. Шелига два раза бегал в замок, его не впустили; вернулся ни с чем и только посланца отправил к каштеляновой.

Из замка ни о чём узнать было нельзя, кроме того, что позвали судью и что сам староста Пётр там был.

Целый день проходил так в молчании и неосведомлённости. Шелиге, хоть он хорошо знал своего пана и все дела его, всё-таки было его жаль. Привязался к тирану, который иногда к своим имел доброе сердце, и как сам хулиганил, так и им много также дозволял.

В течение дня мы узнали только то, что его судили. Но суд над таким человеком не мог быть скорым, чтобы затем вынести приговор его судьбе. Шелига поведал, что его будут держать в тюрьме и пошлют к королю.

С тем мы легли спать, а так как все были очень измучены, нас охватил такой сон, что, когда мы проснулись, уже был ясный день.

На пороге стоял незнакомый человек.

— Кто тут старший из людей Домаборского? — спросил он.

Шелига поднялся.

— Ну что? — сказал он.

Посланец, точно ему тяжело было выговорить слово, которое принёс, заставил ждать его, потом тихим голосом сказал:

— Возьмите повозку и заберите себе тело.

Шелига слушал и не понимал.

— Какое? Где?

— Вашего пана, потому что час назад его в замке обезглавили.

Нам это показалось таким невероятным, что мы не хотели верить, но Шелига оделся и пошёл в замок.

Увы, это было правдой. Староста, схватив бунтовщика, поставил его перед судом, имея всё приготовленное для того, чтобы доказать его вину. Те же люди, которые выпускали фальшивые шелунги, приходили свидетельствовать, кто их им давал. Другие, что по приказу Домаборского разбивали дома и грабили ризницы, в глаза ему говорили, что он посылал их, чтобы добычу в замок ему отвозили. Ему выдали смертный приговор. Но каштелян не верил и не допускал, чтобы могли его исполнить. Ночью староста послал ему ксендза. Он это объяснял себе страхом; только утром, однако, когда пришёл палач и поставили пенёк, покрытый сукном, и прочитали ему приговор, упав духом, он с раскаянием исповедался.

Староста, несмотря на заверения и просьбы его, чтобы послал к королю для подтверждения приговора, сделать этого не хотел.

— Не будет у нас в стране мира, пока кормить будем таких, как вы. Король однажды вас простил.