Наконец он пришёл. С его всегда нахмуренного лица ничего прочесть было нельзя. Он повёл меня за собой в комнату. Долгое молчание уже начало наполнять меня страхом.

— Я спрашивал насчёт вас короля, — сказал он после долгой паузы, — хотя не сомневался, что, раз положившись на меня, моему выбору он противиться не будет. Я же его беру на свою совесть. И господин охотно согласился.

Затем лицо его нахмурилось больше, чем обычно.

— Смотри же, смотри, — говорил он дальше, — не подведи моего доверия к тебе. Два раза ты дал доказательства честного сердца, это хорошо тебя характеризует. Ксендз Ян Кант дал доброе слово, а свидетельство святого мужа много значит. Поэтому беру тебя, но заранее ты должен знать о том, что я требую много, а потакаю мало. Где идёт речь о будущем тех, кто когда-нибудь будут править людьми, тяготеет суровая ответственность! Поэтому не льсти себе, что найдёшь здесь лёгкий и вкусный хлеб. В зное и поте лица будешь его потреблять, в постоянном бдении, тревоге, заботе. Бог благословит, когда сердце к этому приложишь.

Я ко всему был готов и, благодаря своего благодетеля, я торжественно обещал, что буду только его слугой и исполнителем его воли.

— Иди теперь, отдохни, — добавил он, — у тебя есть несколько свободных дней. В дороге королевичи с тобой лучше освоятся, а ты с ними. Мы должны выехать отсюда, в Люблин, может, искать здорового воздуха.

Так тогда, сверх всякого моего ожидания, счастливо разрешилась судьба, о которой я больше всего беспокоился, сомневаясь в ней. Задора по моему лицу понял, что я возвращался с доброй новостью, и не спрашивал.

— С королевичами, — сказал он, — больших бед у тебя не будет, только трое старших попали к ксендзу Длугошу, а те все мягкие и с добрым сердцем, но с каноником заранее готовься к тому, что он будет едким, потому что никогда не был другим. Справедливый, учёный и святой муж, но к людям суровый, короля не любит, королеву ещё меньше. Всех Ягеллонов не много ценит. Он не мог отказаться от воспитания, но без любви к этим детям и к их роду. Будет к ним суровым и безжалостным. На тебя упадёт смягчить их участь.

Я, видя королевичей издалека, почти их не знал. Они долго воспитывались под опекой королевы, только среди женщин и мужской службы.

Самому старшему из них, Владиславу, носившему дедовское имя, было в то время одиннадцать лет, Казимиру, второму, — девять, Ольбрахту — восемь.

Два младших, потому что шестой через год только родился, семилетний Александр и Сигизмунд в пелёнках, оставались до какого-то времени при королеве.

Из более позднего общения с ними могу только добавить, что первый из них был чрезвычайно красив, с личиком дивной мягкости, имел почти женский характер и доброту, может, излишнюю, потому что переходила в слабость. Несмелый, он рад был всем окружающим понравиться, и им, и братьям уступал во всём.

У Длугоша также не было с ним никакой заботы, пожалуй, только та, чтобы его закалить, а это ему не удавалось. Поэтому, каким был, таким остался, не в состоянии победить того, с чем пришёл на свет. Его все любили, и я в самом деле не знаю, был ли такой, кому бы он добром и любовью за зло не платил.

Красота лица делала его любимцем всех; он имел королевскую фигуру, длинные волосы, обильные и блестящие, которые королева заботливо рекомендовала сохранять; и одного ксендз Длугош добиться не мог: чтобы эти красивые локоны он приказал себе состричь. Суровый учитель доказывал, что любование своей красотой для мужчины может быть вредным. Королева находила, что тот, кому суждено стать королём, фигурой и лицом должен стоять над другими.

Казимир, второй, лицом был похож на Владислава, да и сердцем, и добротой в равной мере; но с первой молодости этот щуплый ребёнок, с большими выразительными глазами, больше смотрел на небо и по небу вздыхал, чем по земле.

У них обоих с Владиславом была ягеллонская добродетель — щедрость; как один, так и другой, никогда никому ни в чём не могли отказать. Что у них было самое хорошее, отдавали охотно и немилосердные люди этим пользовались.

Девятилетний Казимир в то время охотней развлекался, подражая ксендзу во время богослужения в костёле, переодевшись в костёльного мальчика, произнося проповеди, распевая песни, чем во дворе в мяч или бросание копья.

К войне оба они не имели того мужского рвения, которое иные дети заблаговременно проявляют; также на охоту, которую им разрешали, когда попадался безопасный зверь, не так охотно шли, как отец. Владислав время от времени развлекался охотой, Казимир же имел отвращение к убийству и на кровь смотреть не любил. Также он больше показывал интереса к науке, и имел хорошую память.

Король и королева были очень требовательны к образованию, а особенно отец; он велел учить языки, чувствуя их необходимость для правителя, который, имеет связи со всем миром и должен обойтись без услуг и посредничества канцлеров и толмачей.

Самый младший, восьмилетний Ольбрахт, не был похож на старших, был более шаловлив, чем они, имел больше рыцарского духа, более хитрый, обладал более живым умом, более быстрой смекалкой, но характер имел менее лёгкий и менее склонный к уступке.