Но в этот день я был для них таким занимательным предметом любопытства и изучения, что о развлечении они забыли. Присматривались, ходили, расспрашивали, а самый смелый, Ольбрахт, первый потянул на экзамен. Они пытались понять, буду ли я для них тяжёлым и суровым; я с моей стороны пытался показать, что в дозволенных границах буду им слугой добрым и послушным.

Казимир держался в стороне, меньше всех показывая смелости, самый младший зато был самым отважным, а Владек, самый старший, старался приобрести мою дружбу и доброту, рекомендуясь с какой-то почти женской нежностью.

Так я начал свою новую профессию, во имя Божье удачно. Прежде чем мы с Длугошем и королевичами выехали в Люблин, я имел счастье видеть короля и убедиться, что вернул его расположение.

Увидев меня при сыновьях, он узнал меня, приблизился, посмотрел на меня и, наверное, заметив, как сильно я изменился, сказал, ударяя по плечу:

— Ты вытянулся, повзрослел… гм?.. шатаясь по свету. Смотри же, чтобы искать чужой службы больше не нужно было. Мальчикам не давай поблажки, потому что это проказники.

Он взял за волосы Ольбрахта, грустно им рассмеялся и шёл дальше, потому что его уже ждали.

Не раз удивлялись, приписывая это крови, что Казимир очень любил охоту, собак и лес, а мне казалось, что он больше видел в них тот отдых и одиночество, которых жаждал, потому что на Вавеле или где-нибудь ещё свободной минуты не имел.

Так окончился второй период моей жизни, если не значительным улучшением судьбы, то по крайней мере некоторой надеждой, что напрасно не пропаду.