– Неужели тебя смущают какие-то там убийства? Может быть, ты не принадлежишь к роду Птолемеев?

Я смотрела на него, дивясь: он раскраснелся и раскричался, словно купец на торжище.

– Да, – отозвалась я, – нам, Птолемеям, смерть привычна, однако мы всегда относились к ней серьезно, а не превращали в площадную забаву. Ты относишься к смерти как к повседневному делу, а это великий финал бытия, и его не следует принижать.

– Египтяне слишком почитают смерть, – буркнул он.

– Римляне слишком пренебрегают ею, – сказала я.

– Тем не менее оба наших народа превращают ее в искусство, – заметил Цезарь. – Только по-разному. Вы делаете это с помощью гробниц, саркофагов и мумий, а мы – с помощью кровавых зрелищ.

Теперь он говорил спокойнее, но меня это не обманывало: ведь он ворвался ко мне в бешенстве.

– Впрочем, – продолжал Цезарь, – довольно разговоров о смерти. Дело не в твоем отношении к ней. Своим уходом ты свела на нет все, чего добилась присутствием на триумфе.

– Этот ужасный триумф я смотрела от начала до конца, не закрывая глаз. Думаешь, мне было легко? Думаешь, мне приятно видеть в повозках сокровища моей страны? Или выслушивать издевательские куплеты о тебе и обо мне. Вот, оказывается, какого обо мне мнения твои соотечественники!

– Стоит порадоваться тому, что к тебе относятся без злобы, с безобидной иронией.

– Да. А что ты скажешь про Арсиною? Для меня это вдвойне ужасно: сначала увидеть сестру в цепях, а потом наблюдать, как твой народ проникся к ней сочувствием.

– Да, верно. – Он подошел к скамье и сел. Плечи его поникли. – С этим нельзя не считаться. Я пощадил Арсиною.

Сначала я испытала прилив облегчения. Потом – тревогу. Гордая Арсиноя так легко из игры не выйдет.

– Куда ей предстоит отправиться?

– Она просила позволить ей укрыться в великом храме Дианы в Эфесе, – сказал он. – И я разрешу ей, с твоего позволения.

Эфес! Слишком близко от Египта! Куда лучше спровадить ее в Британию, подумала я, хотя уже знала, что проявлю милосердие и соглашусь. Может быть, я и впрямь пошла не в Птолемеев. Арсиноя бы мне такой поблажки не дала.

– Да, я согласна.

– А Ганимед мертв.

Что ж, сломленный Ганимед фактически был мертв уже тогда, когда я видела его на Форуме. Для него это, наверное, лучший выход.

– Мы должны принять меры и исправить дурное впечатление от твоего сегодняшнего ухода, – настаивал Цезарь. – Ты сама поняла, что настроение толпы было опасным. Шуточки насчет благовоний позволили разрядить напряжение, но не до конца. И оно может усугубиться во время следующих двух триумфов. Особенно опасен тот, что посвящен Африке – на африканской войне погиб Катон. Я думаю, чтобы погасить слухи и доказать, что ты не таишь враждебность по отношению к Риму, тебе самой нужно устроить праздник в честь египетского триумфа. Завтра. На нем я официально провозглашу тебя и Птолемея друзьями и союзниками римского народа. Я приглашу на это мероприятие всех своих врагов и заткну им рты.