«За исключением Цезаря, – подумала я. – Он во многих отношениях отличается от сограждан».

Носилки покинули территорию виллы и двинулись к реке. Тибр оказался неширокой рекой, вода в нем приятного зеленого цвета. Я увидела причалы, где пришвартованы торговые суда, склады и торговые ряды вдоль берега. Там мы задерживаться не стали, поскольку портовые запахи отнюдь не манили к себе. С нашего берега, где простирались поля, мы смотрели на город по ту сторону реки.

Он представлял собой беспорядочное скопление строений всех видов и размеров. То здесь, то там высились холмы, которые я попыталась сосчитать. Вроде бы их должно быть семь, но мне удалось насчитать лишь пять. День выдался жаркий и влажный, воздух над городом слегка мерцал, однако это не украшало вид.

«Но ты вспоминаешь Александрию, – напомнила я себе, – а она считается самым красивым городом в мире. Вынося суждение, нужно быть объективной, а не сравнивать все с родным городом».

Мы продолжили путь вдоль берега, потом приблизились к мосту через реку, что вел к островку в ее середине. Я знала, что там находится больница, посвященная Асклепию. Мы перебрались на остров, а потом, по следующему мосту, вышли на другой берег.

И в тот же миг все переменилось: мы оказались в настоящем муравейнике, в толпе орущих, толкающихся и беспорядочно снующих по тесным улочкам людей. Мое внимание привлекла строительная площадка с уже заложенным мощным фундаментом.

– Что это? – спросила я одного из носильщиков, к счастью говорившего по-гречески.

– Новый театр, который задумал возвести Цезарь, – сказал он. – Это будет второй каменный театр. Цезарь хочет перещеголять Помпея, построившего первый недалеко отсюда.

Потом мы резко повернули направо, и снова все изменилось. Теперь нам с трудом удавалось пробираться через огромный рынок, где торговали цветами и фруктами. Над ним висел громкий гул голосов – столь же резкий, как смешанные запахи роз, полевых маков, лука и чеснока. Складывалось впечатление, что продавцы и покупатели жестикулируют и галдят одновременно, без всякого смысла.

Потом мое внимание привлекла корзинка с незнакомыми фруктами, темно-зелеными и светло-зелеными вперемешку.

– Что это? – спросила я. – Хочу попробовать.

Носильщики поставили носилки, и я оказалась в самом центре шумной толпы, тщательно прикрыв лицо паллой.

Едва зная язык, я улавливала лишь обрывки звучавших вокруг фраз, по большей части – обычные рыночные разговоры. Люди торговались, расхваливали свой товар, жаловались на дороговизну. Но время от времени я слышала слова «Цезарь» и «Клеопатра». Что говорят о нас простые люди?

Носильщик вернулся с пригоршней фруктов. Оказалось, что это оливки, но крупнее и другого цвета, чем я видела раньше.

– Мы называем их черными и белыми оливками, ваше величество, – сказал носильщик. – Они растут поблизости, в области Пицен.

– Благословен Пицен, одаренный такими сокровищами вкуса! – пробормотала я, вгрызаясь в оливку. Сочностью своей она не уступала винограду – особенная, с ярко выраженным послевкусием.

Выбравшись с рынка, мы оказались на широкой дороге. Она сворачивала налево у основания холма, вершину которого венчали несколько храмов. Может быть, это и есть Капитолий? Если так, храмы на его вершине – одни из самых почитаемых в Риме, ибо в них находятся древние изваяния покровителей города. Неожиданно дорога вывела нас к ровной широкой площадке, где посреди строений расхаживали люди.

– Римский Форум, – объявил носильщик.

Вот оно, сердце Рима. Прямо скажем, спланирован он плохо – словно ребенок решил сложить нечто из кубиков, но места на столе оказалось слишком мало. Здания жались одно к другому, храмы, крытые портики, статуи выглядели так, словно их поставили здесь случайно, без какого-либо четкого замысла. Отдельные строения были красивы, но впечатления целостности и гармонии не производили.

Правда, такими видел мир и самих римлян – неуклюжими, невоспитанными, попирающими красоту и не способными оценить гармонию.