В те дни Вильгельм Завоеватель находился в затруднительном положении. С одной стороны, он, как победитель в решающей, но единственной битве, стал, по общепризнанному обычаю, обладателем всех земель, которые принадлежали трем погибшим братьям из королевского рода (клана) Годвина. Он стал «правопреемником» на правах победителя.
Но герцогу нельзя было в своих планах не учитывать того, что у павшего короля англосаксов было трое незаконнорожденных сыновей, то есть бастардов. Таким же бастардом являлся и сам Вильгельм Нормандский. Все трое сыновей Гарольда исчезли из Лондона сразу же после Гастингской битвы: люди, которые отвечали за их жизни, увезли трех юношей в Ирландию, обеспечив им там личную безопасность.
Можно было считать, что претендентов на тронное место не стало вовсе. Но с другой стороны, вооруженное противостояние в еще не завоеванной окончательно стране ожидало логическое развитие. Военная сила англосаксов была подорвана поражением у Гастингса. Но в сражении не участвовали многие ополчения английских земель, прежде всего Нортумбрии и Мерсии. Их эрлы (или графы) Эдвин и Моркар так и не появились со своими войсками в южном Уэссексе. Их же ополчения отличались известной многочисленностью.
Строя свои планы на завоевание Английского королевства, герцог Нормандии ожидал, что после первой убедительной победы над соперником Гарольдом, местная знать поспешит к нему с выражением присяги вассалов. Но такого не случилось. То есть Вильгельм Завоеватель в своих далеко идущих планах допустил большой просчет, который следовало всеми трудами исправлять.
Вильгельм сам покинул Гастингс только после того, как к нему из Нормандии прибыли подкрепления. Армия вторжения выступила в поход 20 октября. В Гастингсе и укрепленном лагере оставлялся сильный гарнизон. Флот двигался на восток вдоль побережья, не теряя связи с герцогской армией.
Показательно, что, идя походом на Лондон, Вильгельм Завоеватель отказался от самого прямого пути, по кратчайшей дороге, которая пролегала в густых лесах и больших массивах кустарников. Предводитель нормандцев явно опасался засад, понимая, что в таком случае его ожидают большие потери в людях и что свою личную безопасность он сам себе гарантировать не сможет.
Можно утверждать, что завоеватель Английского королевства в первые годы пребывания в Британии, даже будучи в окружении собственной армии, чувствовал себя на чужой земле весьма дискомфортно. Ему приходилось опасаться не только разгромленного клана Годвина, но и местной знати, простых крестьян и горожан, которые могли в одночасье превратиться в ополчение, местных священнослужителей, конфликтовавших с папой римским.
При этом герцогу приходилось опасаться собственного воинства. Он это понял при занятии города Дувра, имевшего крепкие оборонительные сооружения и достаточно многочисленный гарнизон. Брать Дувр приступом Вильгельму завоевателю не пришлось: городские власти, напуганные судьбой городка Ромни, с поклоном преподнесли завоевателю ключи от города.
Казалось, что от взятия Дувра без кровопролитного штурма можно было только ликовать. Но тут неожиданно взбунтовалась наемная пехота, копьеносцы и лучники. В ее среде решили, что принятием символических ключей от вражеского герцог лишает своих воинов законной военной добычи.
Случилось то, что называется солдатским бунтом. Наемники толпой устремились в ближайшие улицы и разграбили на них много домов. После поджога некоторых из них в Дувре начался сильный пожар. Вильгельм и его военачальники, молча взиравшие на солдатский бунт, оказались бессильны в наведении порядка среди своих воинов. Герцог, чтобы «не потерять свое лицо» на английской земле, согласился компенсировать горожанам нанесенный ущерб, но наказывать наемников он не стал.
В Дувре герцог предоставил войску несколько дней отдыха в комфортных условиях, поставив людей на постой у горожан. Такое решение вызвало у наемников ликование и хвалу правителю Нормандии. Многим жителям Дувра пришлось с семьями покинуть собственные дома. Когда ликующая армия вторжения покинула портовый город, в нем началась эпидемия дизентерии, всегда страшная в эпоху европейского Средневековья.
Примеры Ромни и Дувра оказались устрашающими для жителей Уэссекса и Кента. Целые деревни снимались с места и со своим домашним скарбом и скотом спешили покинуть театр возможных военных действий. От прихода нормандцев, уже продемонстрировавших свою жестокость и буйный нрав, местное крестьянство ничего хорошего не ожидало.
Дороги вдоль берегов Темзы, ведущие в Лондон, оказались запруженными беглецами, которые хотели обрести в столице для себя безопасность. Люди верили, что Лондон защитит их от вражеского нашествия. Но в нем с появлением первых беженцев началось «шатание и брожение», которое коснулось, прежде всего, городских верхов.
Англия оказалась в положении страны, лишенной управляющей головы, то есть правителя в ранге самодержавного короля. Уже одно это наводило страх и ужас на все сословия страны, подвергшейся иноземному нашествию и не сумевшей его отразить. Неуправляемость сверху поражала неуверенность в себе тех, кто готов был сражаться с завоевателями. Не было ни монарха, ни знаменосца, способного его заменить. Вильгельм Нормандский такое «состояние души» англосаксов схватывал по пути к неприятельской столице сразу.
Двигаясь к Лондону через область Кент, герцог Вильгельм использовал (тогда такого понятия еще не существовало и в помине) тактику кровавого террора. Его бесило и тревожило то, что местные англосаксы, их знать не спешили изъявлять победителям-нормандцам в его лице свою покорность. Обращение с жителями Кента больше напоминало не просто хозяйничанье завоевателей на земле побежденных, а некую месть за их глухое сопротивление, хотя оно только в ряде эпизодов выразилось в вооруженных схватках, провальных для сопротивляющихся селян. В таких случаях их жилища предавались всепожирающему огню, а семьи часто избивались мечами и стрелами.
Нормандцы после победы при Гастингсе навели страх только на южную Англию, которая являлась неким родовым владением клана Годвина. На Севере королевства ситуация выглядела иной. Влиятельные эрлы Эдвин и Моркар во главе своих нортумбрийцев и мерсийцев наконец-то пришли в движение и беспрепятственно вошли в Лондон, будучи готовы защищать столицу страны.
Эдвин и Моркар озаботились не только обороной Лондона, но и будущим своего рода. Их сестра Эдита уже носила под сердцем первенца. Появись этот ребенок на свет, он обладал бы всеми законными правами наследования английской короны. И тогда престол страны переходил в руки рода англосаксов эрлов Эдвина и Моркара. Поэтому они постарались спрятать беременную сестру как можно подальше от глаз людских, обеспечив ей надежную охрану в Честере. Нормандцев они тогда еще не опасались.
С приходом в Лондон войск Нотумбрии и Мерсии складывалась новая не только военная, но и политическая ситуация. В столице оказалось в конце октября много английской аристократии, влиятельных духовных лиц, в числе которых значились два архиепископа. Ими, совместно с отцами Лондона, и было принято решение об избрании нового короля.
Избирательная ассамблея поставила на английский престол юного Эдгара Этелинга, внучатого племянника Эдуарда Исповедника. Архиепископ Стиганд «короновал и помазал его на царство». Казалось бы, у страны появилась «голова», и Англия могла постоять за себя. Но… эрлы Эдвин и Моркар сразу же после этих столичных торжеств покинули Лондон и отправились к себе на север страны. Вместе с ними ушли с берегов Темзы ополчения Нортумбрии и Мерсии, главная военная сила англосаксов в Лондоне.
Почему повели себя так два самых на тот день могущественных эрлов англосаксонского народа? Во-первых, они присутствовали на избрании новым монархом Англии представителя не их рода, а рода, близкого к Годвинам. То есть их поведение вполне можно назвать прозаическим местничеством.