Наемникам был выдан задаток за предстоящие труды. Герцог пошел на пробный выход в море, но шторм разбил корабль. Выброшенные на берег тела моряков было приказано тайно похоронить. Вильгельм из Пуатье вспоминал, как ему было поручено с конным отрядом верных людей обследовать берег в поисках тех, кто бездыханным оказался во время шторма на песчаных дюнах и среди прибрежных камней.
Участились случаи дезертирства, но массовым оно не стало. «Предчувствие» в ожидании военной добычи брало верх. Слишком заманчивым выглядело предприятие герцога Нормандского, чтобы через нескольких недель томительного ожидания расходиться по домам, где рыцарей ожидал безрадостный прием и нарекания за то, что возвратились ни с чем. Наемное войско от сытного безделья стало заражаться пораженческими настроениями.
Поскольку наемное войско, уже месяц остававшееся без обещанной «работы», стало роптать и требовалось поднять его боевой дух, герцог распорядился доставить в походный стан на берегах реки Див раку с мощами святого Валерия. Церковная служба заметно ободрила наемников и нормандцев, поскольку среди них преобладали люди религиозного мышления.
В ту же ночь на ясном небе показалась хвостатая звезда, то есть небо прочертила знаменитая комета 1066 года. В разношерстной и многоязычной армии Вильгельма Завоевателя это восприняли как добрый знак удачи, как желанную примету:
«Сам Господь за нас! – кричали герцогу рыцари и простые воины. – Веди нас на бесчестного короля Гарольда!..»
Ту же комету видели и на английских берегах. Современники рассказывали, что местное население посчитали вид крылатой звезды предвестником больших бед: страшного кровопролития, пожаров, вражеского нашествия с моря и прочего.
О комете, появившейся над Западной Европой где-то 6 января 1066 года, рассказывают многие хронисты и пишущие люди из числа очевидцев. В «Англосаксонской хронике», там, где упоминается о коронации Гарольда, о ней рассказывалось так:
«…Тогда во всей Англии увидели в небе знак, доселе неведомый. Некоторые говорят, что это была звезда, называемая кометой, которую иногда зовут волосатой звездой; она появилась… и светила на протяжении всей недели».
Хронист Вильгельм из Пуатье, обращаясь тоже к Гарольду Несчастному, говорит: «Комета, ужас королей, воссияв в начале твоего правления, возвещает твое грядущее падение».
…Герцог Нормандский в те дни ожидания оказался действительно в незавидном положении: наемная армия, готовая пойти в бой, бездействовала. Казна же Нормандии таяла с каждым днем ожидания. Гораздо позднее делались попытки провести расчеты финансовых трат Вильгельма летом 1066 года. Рассматривая исторические сведения, каждый такой исследователь делал свои расчеты о численности армии вторжения. В наши дни историками отвергаются большие цифры: они останавливаются на оптимальном числе: около 7 тысяч человек, включая от 2000 до 2500 конных воинов, которые необязательно были рыцарями.
Считается, что именно такое по численности войско могло быть «по карману» владельцу Нормандии. Такую армию, но не более, он мог содержать за свой счет: кормить, поить, фуражировать коней, платить минимальное жалованье.
Однако хронисты, слвременники тех событий, склоняя голову перед величием завоевания герцога Нормандского, называют такие цифры наемной армии вторжения, какие были немыслимы для всей Европы, даже в случае коалиционных войн. Здесь, пожалуй, первенствует Вильгельм из Пуатье, который к тому же восторгается организацией и дисциплиной в наемном воинстве, которое сошлось воедино в устье реки Див перед посадкой на суда. Очевидец тех событий пишет о заслугах в том Вильгельма Завоевателя:
«Запретив любой грабеж, он (герцог) кормил на свои средства пятьдесят тысяч рыцарей…
Таковы были умеренность и осторожность, с которыми он действовал; он щедро брал на себя расходы рыцарей и всех, кого призвал, благодаря чему никому не было позволено что бы то ни было присвоить.
Стада всех крестьян этой области благополучно паслись как на возделанных полях, так и на пустошах; урожай дожидался косы косаря, не истоптанный конями спесивых рыцарей и не тронутый фуражирами. Всякий человек, даже слабый и безоружный, мог с песнями идти, куда ему заблагорассудится, и не опасаться отрядов рыцарей, которые могли ему встретиться».
Выработка единого мнения баронской элиты Нормандии касательно военного похода в Англии давалась герцогу с большим трудом. Каким бы суровым властителем он ни виделся, вассалы подчинялись ему с известной оговоркой. Это касалось даже родни Вильгельма.
Считается, что перед вторжением герцог собирал цвет нормандского баронства и высшее духовенство три раза. Такие собрания прошли в Лиллебоне, Боннвиль-сюр-Тук и, наконец, в городе Кане. Французский историк Мишель де Боюар дает нам собственное представление о составе подобных собраний, больше напоминавших военные советы, аристократии Нормандии. При этом ссылка дается на сочинение хрониста Вильгельма из Пуатье, человека достаточно осведомленного:
«…Вильгельм из Пуатье называет некоторых участников этих собраний: графа Мортена Роберта, сына Герлевы и Геллуэна из Контевиля; графа О Роберта; графа Эвре Ричарда, сына руанского архиепископа Роберта; Рожера де Бомона, сына Онфруа де Вьеля, связанного родством с гнрцогской семьей, так как он был потомком сестры Гоннер, конкубины герцога Ричарда I, находясь тогда на пороге старости, Рожер славился тогда необыкновенной мудростью; Рожера де Монтгомери, в течение пятнадцати лет остававшегося одним из лучших военачальников и самых уважемых советников бастарда, который тоже был его родичем; Вильгельма Фиц-Осберна, отец которого был верным защитником маленького герцога в мрачные годы его детства и ранней юности: во время массового набора флота, который шел тогда полным ходом, он предоставил не менее 60 кораблей; наконец, виконта Авранша Гуго».
Таков был мозговой центр подготовки завоевательного похода. Почти все его члены были связаны достаточно близкими родственными узами, что являло собой династическую корпорацию. История о них сохранила только крупицы информации, не давая полной характеристики личности. Биографические данные о них отрывисты.
Известно, что даже на финише подготовки десантной операции через пролив Ла-Манш многие бароны считали задуманное герцогом безрассудством. Но герцог относился к таким мнениям с поразительной сдержанностью, откровенно веря в успех предприятия, то есть в завоевание Английского королевства. Удивительный оптимизм Вильгельма поражал его подданных.