Старец Макарий видел его жизнь, — она была подвижнической. Возгордиться ему, впрочем, не было от чего, так как в скиту насельники почти все были высокого духовного устроения. И все же отец Макарий как-то выделял его из общей среды. Незадолго до своей кончины старец побывал в Москве, где принял его митрополит Филарет. Разговор, в частности, коснулся того, что настоятель Оптиной отец Моисей уже в весьма преклонных годах и надо бы подумать о том, кто бы мог быть его преемником. Старец Макарий не назвал при этом ни одного из старших иеромонахов, а высказал мнение, что лучшей заменой отцу Моисею был бы иеромонах Исаакий, несмотря на то, что он из молодых. Так и было решено. Узнав об этом, смиренный отец Исаакий пришел к старцу и пытался как-то отклонить будущее назначение, но отец Макарий сказал: «Если воля Божия будет на то, будут тебя избирать, то не отказывайся. Только не гордись!». Такое же отношение к отцу Исаакию было и у самого архимандрита Моисея. Умирая, отец Макарий оставил отца Исаакия на попечение иеромонаха Амвросия, — он и пребывал под его руководством до самой кончины старца в 1891 году.
При выборе нового настоятеля голоса разделились: часть иеромонахов отдала предпочтение иеромонаху Пафнутию. Однако было оглашено мнение митрополита Филарета и покойного отца Макария, а к этому присоединились голоса отца Амвросия и преосвященного Григория. Игумену Антонию, брату покойного настоятеля, было поручено возвести отца Исаакия на настоятельское место в оптинском Казанском соборе.
Первыми распоряжениями отца Исаакия были перемены в должностях. Иеромонах Савва, казначей, по старости попросился на покой. Он был заменен иеромонахом Флавианом. А на место иеромонаха Пафнутия, перемещенного в Малоярославецкий Николаевский монастырь, скитоначальником назначен был иеромонах Иларион. Через год отец Исаакий в Москве нанес визит митрополиту Филарету, — тот принял его весьма милостиво, о многом расспрашивал и дал полезные наставления. На прощание владыка подарил отцу Исаакию четки, которые тот бережно хранил всю жизнь.
В 1864 году, в сентябре, отец Исаакий возведен был преосвященным Григорием в сан игумена. Как и покойный отец Моисей, отец Исаакий в настоятельских делах, хлопотливых и разнообразных, во всем полагался на Господа. Когда он принял монастырскую казну, в ней наличными было всего 10 копеек. Но к этому времени Оптина пустынь имела весьма большое хозяйство: земли, покосы, огороды, лесные дачи, мельницы, скот и другое, — все это требовало хозяйского глаза. И обитель при отце Моисее стала больше, и все, что тут было, требовало ухода, присмотра, ремонта… Мастерские… скотный двор… И главное, конечно, братия, для которой требовались не только одежда и трапеза, но и молитвенная келейная и церковная жизнь. Пришлось отцу Исаакию привыкать к деловой переписке, документам, общению с многими мирскими людьми… Новый настоятель не потерялся. Он не утратил своего строго духовного настроя и ничего не предпринимал без благословения старца Амвросия. Благодаря этому хозяйственные заботы не разорили души отца Исаакия, наоборот, он даже приобретал новые духовные достоинства, из которых главным и, так сказать, вечно приобретаемым было смирение. Если, например, ему случалось нечаянно обидеть брата, он, недолго думая, шел к нему, становился на колени и просил прощения. При исповедании помыслов старцу он не стремился вперед, а смиренно становился в очередь. И братии говорил при случае: «Смирение — высота!».
«Суровый вид настоятеля, ходившего обыкновенно с опущенными вниз глазами, и совершенно простое его одеяние, — говорится в его житии, — внушали к нему невольный страх и уважение всех, встретившихся с ним в первый раз. Многие, особенно из женщин, долгое время опасались даже подходить к нему под благословение»234. Но при первой же беседе обнаруживались добросердечие и любовь сурового монаха к ближним. Смиренный и суровый, он приобрел в миру много доброжелателей, ставших благотворителями Оптиной пустыни.
Один из первых старцев обители, отец Антоний, оставил место настоятеля в Малоярославецком Николаевском монастыре в 1853 году. «Ясно вообразилось мне, — записал он в своей памятной книжке, — что пребывание мое в Малоярославецком монастыре на игуменстве 13 лет и претерпение там различных искушений и огорчений было не без пользы мне, иначе теперешний покой не был бы столь вожделенен и отраден, за что не могу достойно возблагодарить Господа, что привел меня на прежнее жилище в Оптину пустынь»235.
Болезни отца Антония усилились — он едва мог передвигаться на больных ногах, но, пишет он, «благодарение Господу Богу, имею силу ежедневно ходить во святый храм ко всем службам и выстаивать с начала до конца, а также и в братскую трапезу ежедневно хожу… А в келье своей ничего не держу, кроме водицы святой, так что не только людям, но и бедным мышам полакомиться около меня нечем»236.
Любя Иоанно-Предтеченский скит, где он некогда был начальником и прожил целых восемнадцать лет, игумен Антоний ходил туда ко всем службам и, чтобы вовремя туда попасть, выходил из келии за полчаса. Часто по месяцу и более он не мог из келии выходить, — тогда заменял службы келейным молитвословием, читая и то, что положено читать ночью. Вторым его постоянным занятием было чтение. «Редко можно было найти такого любителя чтения, — говорится в его житии. — Кроме Священного Писания и святоотеческих творений, особенно аскетических, которыми по преимуществу питалась душа его, любознательный старец читал и прочие духовные книги, а также и книги ученого содержания, и преимущественно исторические, и везде умел находить хорошее и благопотребное… Он всегда следил за объявлениями книгопродавцев, выписывал заглавия еще не читанных им сочинений и при случае старался приобрести их. Духовные его дети и знакомые, зная, что никаким приношением они не могли столько утешить его, как какою-либо новою книгою… часто дарили ему разные книги»237.
Две тысячи книг он отдал в библиотеку обители, предварительно одев в переплет непереплетенные. Каждая из этих книг была им прочитана. Много было у него книг и рукописных, по большей части переписанных им самим. Среди них было много еще не бывшего в печати. Он имел прекрасную память и нередко удивлял своих собеседников обширностью познаний. Никто не мог и подумать, что он нигде не учился, а лишь дома, в отрочестве, постиг грамоту. Надо заметить, что это был не просто любитель чтения, а монах, аскет, и прочитанное в духовных книгах всегда исполнял на деле.
Живя на покое, как ни старался он уединяться, уклоняться от бесед и встреч, он становился все более и более известным как благодатный старец. Люди шли к нему за благословением и назиданием. По слову Господа: грядущего ко Мне не иждену вон (Ин.6:37), отец Антоний не отказывал в приеме никому. Но духовными чадами его были весьма немногие, лишь те, которые стали ими еще в бытность его скитоначальником и отчасти из малоярославецких монастырских иноков. Он не исповедовал, отсылая просящих этого к духовникам, но в совете и благословении не отказывал.
Отец Антоний выговаривал слова на «о», и не только по привычке чтения церковнославянских текстов, а и по рождению, как ярославец. Беседа его была очень красноречивой, богатой и всегда содержала высокое духовное назидание, даже если она имела шутливую форму. Письма его также были не только назидательны, но и живы, складны, иногда остроумны, шутливы, но не было в них ни слова пустого.
Мы уже знаем, что отец Антоний с молодости находился в полном послушании у своего старшего брата отца Моисея. Можно себе представить, какую великую скорбь перенес он после кончины брата, а перед тем и старца Макария. Целый год он боролся с унынием… Его просили записать все то, что он мог бы рассказать о покойном брате, но отец Антоний не в силах был сделать этого, так как и одно упоминание в разговоре имени покойного вызывало у него обильные слезы.
В житии отца Антония говорится, что «некоторым лицам отец игумен открыл, что духовное общение его с братом и по кончине его не прерывалось. Он постоянно ощущал около себя его присутствие и близость; души их таинственно беседовали между собою, и почти не проходило дня, чтобы почивший во сне не являлся отцу Антонию. Некоторые из сновидений были весьма замечательны. Отец архимандрит и с того света духовно утешал и подкреплял брата и подавал ему свое решение в некоторых недоуменных случаях, касавшихся как его самого, так и других»238.
Когда настоятелем Оптиной пустыни стал отец Исаакий, бывший на много лет моложе отца Антония, к которому он относился как к великому духовному мужу, отец Антоний смирялся перед ним во всем: просил у него благословения на всякое дело. Однажды, придя после службы с братией в трапезную, отец Антоний увидел, что настоятель за столом приготовил ему место рядом с собой. Чтобы избежать этой чести, отец Антоний вызвался читать во время обеда житие святого.
В 1863 году отец Антоний поехал поклониться новооткрытым святым мощам святителя Тихона Задонского, а затем побывал и в Воронеже у святых мощей святителя Митрофана. Его везде встречали с большим почетом и любовью. Вернувшись, он стал готовиться к исходу из этой жизни. 9 марта 1865 года принял постриг в великую схиму. По болезни старца он был совершен келейно. «От всегдашнего пребывания в молитве и преизобилия духовного утешения самое лицо его просветлело и сияло высокою радостию. Вообще, по принятии великого ангельского образа все замечали в нем много нового: видимо, благодать в нем усугубилась»239.
24 июня 1865 года он в последний раз побывал в скиту, в праздник Рождества Предтечи присутствовал на литургии. А 7 июля слег в постель. «Что делать? — печально пошутил он. — Хоть жаль, а надо батьку на погост нести». При сильных страданиях он не давал себе покоя, принимая желающих проститься с ним и получить напутствие. Умирающий каждому говорил что-нибудь и всех оделял образками. Отец Антоний был мирен духом и даже сказал однажды, что ждет исхода своего как праздника. Дня за два велел положить на столик у постели свечи, ладан и кадильницу для отпевания своего. В день кончины он попросил одеть его в схиму, но этого не могли исполнить и положили одежду эту на него сверху, как бы накрыв его ею. Перед кончиной, во время чтения канона на исход души, явились ему, вероятно, бесы, так как он грозно взглянул в левую сторону и сжал руку в кулак… Затем вид его снова стал мирен, и, больше уже не сказав ни слова, он почил. Это было 7 августа 1865 года. Погребение совершено было 10-го числа. Отец Антоний упокоился рядом с отцом Моисеем, своим духовным отцом и родным братом, в Воздвиженском приделе Казанского собора.
В продолжение нашего некрополя отметим здесь тех оптинских насельников, которые окончили житие свое в течение шестидесятых годов и о которых сохранились сведения, в иных случаях совсем краткие: лишь надпись на могильном памятнике. С таковой мы и начнем: «На месте сем погребено, — гласит надпись на чугунной плите кладбища между Казанским и Введенским храмами, — тело иеросхимонаха Нифонта, скончавшегося 1860 г. мая 12 числа на 46 г. от роду. В обитель сию поступил в 1832 г. из мещанского сословия гор. Крапивны, по имени до пострижения Николай Шелков. В мантию пострижен в 1845, авг. 5; рукоположен во иеродиакона 1848 г. июня 25; в иеромонаха 1850 апр. 29 дня»240. Другая чугунная плита (близ паперти храма преподобной Марии Египетской): «На сем месте покоится тело иеродиакона Серапиона. Скончался 1861 г. янв. 28 дня на 48 г. от рождения. Поступил в О. П. в 1835 г. Из Орловских граждан Стефан Шкретковский»241. Надпись на третьей плите гласит: «Под сим памятником погребено тело с миром почившего монаха Космы, потрудившегося в обители сей в святом послушании 20 лет. Скончался со всеми христианскими напутствиями окт. 26 дня 1862 года. Он родом был из дворян фамилии Сакович»242.
Монах Андрей Свешников (рясофорный) служил по горной части в Сибири, потом на пароходах в Чёрном море. Был холост. Поступил в скит Оптиной пустыни в ноябре 1861 года сорока пяти лет. 24 декабря 1863-го был пострижен в рясофор. В конце 1864-го серьезно заболел и скончался на день памяти святой великомученицы Варвары — 4 декабря 1864 года. Скитской монах Мартин, скончавшийся двадцати двух лет от чахотки 4 августа 1863 года, пострижен был на смертном одре. По благословению старца Амвросия творил Иисусову молитву по четкам даже на церковных службах. Умер в надежде на милосердие Искупителя.
Около шести лет провел в Оптиной пустыни в будущем архимандрит Никодим (Демутье), там был пострижен (1840) и рукоположен в иеродиакона и иеромонаха (1842). В миру его звали Николаем Петровичем Демутье, он был дворянин (родился в 1800 году). На восемнадцатом году жизни по окончании кадетского корпуса стал офицером, но почти сразу бросил все и тайно от всех ушел искать монастырской жизни. До Оптиной был на послушаниях в Одесском Успенском, Площанском, в Сергиевой пустыни под Петербургом (когда там был настоятелем будущий святитель архимандрит Игнатий Брянчанинов). В 1842 году отец Никодим был назначен настоятелем в Мещовский Георгиевский монастырь, который был совершенно разрушен бурей в 1837 году… В 1853 году он стал после игумена Антония, ушедшего на покой в родную свою Оптину, настоятелем Малоярославецкого Николаевского монастыря. В 1862 году архимандрит Никодим вышел на покой, оставшись в своей обители, здесь и скончался 7 марта 1864 года. В житии его сказано, что он при жизни, будучи уже архимандритом, в отношении братии «держал себя не как начальник, а как старший брат; в отношении к архипастырю как послушнейший сын, в отношении к старцам, опытным в духовной жизни, и в особенности к великому старцу отцу Макарию, как покорный и преданный во всем ученик…..Он часто сам
выметал пыль из своей келии… всегда сам для себя ставил самовар, поставлял и убирал чайную посуду и нередко ходил в дубленом полушубке и в лаптях. Среди занятий по управлению монастырем он часто думал об уединенной жизни…»243. На «покое» он весьма много молился, оставляя келию только в воскресные и праздничные дни для слушания церковных служб. Правила свои читал по скитскому чину. То, что он получил в Оптиной пустыни как монах, он сохранил на всю жизнь.